брата Эжена помогут скрыть ваш обоз от излишне любопытных глаз.
– Боюсь уподобиться Фоме, но откуда такая уверенность? – подал голос брат Рене.
– Простите мне, братья, что я не могу вам дать бесспорных доказательств. Поэтому прошу поверить мне на слово.
– Позвольте еще вопрос? – решился наконец-то де Грие.
– Слушаю, брат Антуан.
– Если Великий магистр чувствует опасность со стороны его величества Филиппа, почему он едет в Париж? Зачем сует голову в пасть льву? Не было бы разумнее переждать какое-то время на Кипре, пока отношения с французским королем не изменятся? В лучшую или худшую сторону, не суть. Важна определенность.
– Великий магистр не может проявлять малодушие. Иначе какой пример он подаст всем братьям? Что скажут об Ордене миряне? Ведь они привыкли судить по поступкам. Нельзя также сбрасывать со счетов расположение папы Климента. Он весьма благоволит к Филиппу. Ходят слухи, что даже папский престол он намерен перенести из Рима в Авиньон. А к Ордену Храма он, напротив, неоправданно суров. Так зачем же усиливать его неприязнь? Брат Жак решил поручить себя воле Господа. Насколько вы поддержите Его, настолько же и Бог поддержит вас, сказал он.
Повисла тишина.
Никто из рыцарей не решался ее нарушить новым вопросом.
Внезапный порыв ветра за окном рванул занавеси. Метнулось пламя в камине.
Магистр медленно поднялся со скамьи, выпрямился и осенил братьев широким крестом, благословляя их на подвиг во имя Ордена.
Глава первая
Вересень[14] 6815 года от Сотворения мира
Тверское княжество, Русь
По старой привычке Никита проснулся задолго до рассвета.
Колосок овсяницы щекотал нос. Высунувшаяся из стога левая нога здорово озябла. Еще бы! Вересень на исходе. Вот-вот заморозки начнутся.
Парень выбрался из сена и с наслаждением потянулся. Сделал несколько быстрых движений, растягивая связки и разминая суставы. Поддернул штаны, проверяя – надежно ли завязан гашник, и сорвался с места в бег.
В десять шагов надвинулся лес. Расступился и поглотил человека подобно пасти огромного зверя.
Никита легко мчался между старыми разлапистыми елями, привычно уклоняясь от растопыренных во все стороны ветвей. Чужой человек, попади он в темный ельник, ни за что не догадался бы, где проходит стежка, но парень чувствовал ее, что называется, пятками. Наверное, он мог бы найти дорогу и с закрытыми глазами. Как-никак, пять лет без малого здесь бегает, с той поры, как поселился у старого Горазда.
Тело вошло в работу быстро и привычно.
Четыре шага – вдох.
Четыре шага – выдох.
Густой смолистый дух врывался в легкие.
Сырая земля упруго отзывалась на прикосновение подошвы.
Поскрипывала бурая хвоя, устилавшая тропку, будто шкура матерого медведя.
Четыре шага – вдох.
Четыре шага – выдох.
Вот и поляна, заросшая разнотравьем.
Надо будет следующим