древняя печь для хлеба. У всех теперь были удобные современные плиты, а у кого-то и новая электрическая. Но в семье Мартенов существовала традиция, передаваемая из поколения в поколения: печь плетеные буханки хлеба к Пасхе в настоящей дровяной печи.
Матье стал у них частых гостем, проводя все свободное время с Элиан. В последние месяцы их нередко можно было увидеть работающими рядышком в огороде у реки, они расчищали остатки зимних растений и готовили землю к весенним посадкам. В эти пасхальные выходные он пришел помочь Иву с Гюставом развести огонь и довести печь до нужной температуры. На кухне Элиан, напевая про себя, помогала матери и Мирей, снова на несколько дней приехавшей из Парижа, месить тесто для хлеба, а потом плести из него буханки. Они еще какое-то время будут расстаиваться в тепле у плиты и только потом их посадят в печь.
Весна всегда была одним из ее любимых времен года – сезон новой жизни и новых начинаний. За стенами сада в шато пчелы теперь каждый день вылетали из ульев, блаженно собирая нектар с грушевых цветов, белой пеной рассыпавшихся над ними.
Как-то на прошлой неделе граф вынес в сад стул и свои принадлежности для рисования и начал рисовать эту сцену. «Это время всегда кажется таким полным надежд», – бросил он, пока Элиан собирала молодые листья салата ему к обеду, хотя оба они знали, что в этом году весну омрачают новости, идущие из-за восточных границ страны.
Мирей рассказала, что Париж заполняют беженцы, стекающиеся из Австрии и Чехословакии, которые теперь оккупированы нацистами. Элиан приходили в голову мысли о том, каково это – проснуться однажды и обнаружить, что твоей страной управляют захватчики.
– Неужели ты не боишься, что следующим станет Париж? – снова спросила она сестру.
Мирей решительно покачала головой и еще раз хорошенько стукнула тесто об стол.
– Не посмеют! Подумай, какая будет реакция. Франция и ее союзники не станут сидеть сложа руки и не позволят немецкой армии взять и пересечь границу. В парижских газетах каждый день пишут о политических и дипломатических усилиях, которые прикладывают, чтобы остановить это безумие. В конце концов они победят: никто не хочет еще одной войны по всей Европе. Но мне жаль беженцев, – продолжила она. – У нас в ателье сейчас работает одна. Она из Польши, ее зовут Эстер. Она ждет ребенка. Представьте, насколько она должна была быть в отчаянии, чтобы оставить дом в таком положении, взяв всего лишь немного вещей. Ее муж в польском воздушном флоте. А иногда видишь целые семьи, часто с маленькими детьми. Париж теперь ими битком набит. Поговаривают, могут закрыть французские границы, чтобы больше не приезжали.
Лизетт закончила мыть посуду, накопившуюся в раковине, и вытерла руки тряпкой.
– Как бы я хотела, чтобы ты вернулась домой, Мирей, хотя бы пока все немного не поутихнет. Мы беспокоимся о тебе.
– Не волнуйся, мам. Думаю, Париж не опаснее любого другого места во Франции. Я люблю работу в ателье и получаю хороший опыт, занимаясь настоящей модой. Здесь у меня не будет таких