Помню, когда Фарух впервые раскурил меня ею, со мной случилась натуральная истерика. Я умирал и оживал, задыхался от смеха и холодел от страха, сердце останавливалось и принималось выпрыгивать наружу, от полного обессушивания гортани язык не поворачивался, и я был уверен, что уже никогда не смогу разговаривать как все люди. Фаруховская трава после первой пробы действовала на всех одинаково. Все описанные мною ощущения длились очень долго, так долго, как не держит ни один другой хэш. Около 8 часов я пребывал под сильнейшим воздействием каннабиола, терял ориентацию, способность связно разговаривать, координировать движения и контролировать себя. На определенном этапе это состояние даже начинало утомлять, и люди пытались снять нахлобучку традиционными способами «облома кайфа», типа воды и еды, однако хитрые шишки лишь активизировались от этого и отпускать не желали. Некоторые наши юные подружки, делая первую в их жизни цапку «фаруха», тут же падали без чувств, и нам приходилось, преодолевая немыслимые измены, вызывать им «скорые». Когда Фарух, внеся в нашу жизнь такие кардинальные перемены, умотал к себе в Душанбе, все сразу поняли, на какой здоровый крюк он нас подцепил. Весь московский стафф, который мы могли найти, более не торкал. Любая, самая дорогая трава, доступная нам, не вставляла и даже не могла пытаться бороться с тем, что открыл нам Фарух. И не только мы подсели. Пока Фарух был здесь, весть о «чуде с Кутузовского» разнеслась по городу, и вот уже около подвала (Фаха не решался запаливать свою хату, поэтому выходил на встречу со страждущими к нашей базе) днем и ночью тусовал народ. Все давыдковские плотно сели на это дело, огромное количество пришлых, едва знакомых нам челов также постоянно ошивалось неподалеку.
Помню, я, имея на кармане немного «фаруха», приперся в подвал, когда там репетировали «Наив» с желанием открыть ребятам глаза на правду этой жизни. В перерыве (минут через 15 после того, как они начали играть), мы втроем с Ивановым и Полещуком выкурили небольшую дульку моих шишек. Саша и Миша пробовали «фаруха» впервые, я уже имел четкое представление о том, как будут развиваться события. И хотя Майк по своей наркоманской привычке настаивал на том, что якобы «джойнт маловат», я его не стал слушать и сделал так, как считал нужным. Еще через пять минут «Наивы» имели в составе пару трупов, которые не могли играть, петь, ходить, разговаривать, а иногда даже дышать. Ступин злился и орал, Майк плакал, Иванов ржал, задыхаясь 20 минут, после чего начал жаловаться на озноб и дрожь в членах. «Фарух» знал свое дело и делал его насмерть.
Трава стала для нас обыденностью, мы почти перестали бухать и тусили во дворе с выпученными глазами круглые сутки. Репы шли своим чередом, особым кайфом для нас тогда было играть накуренными, и вместо того чтобы ебошить рок, мы все чаще и чаще проводили часы в подвале, ковыряя в среднем темпе каждый что-то свое. Примерно в это время Москву накрыла волна так называемой «питерской» кислоты. Выдаваемый дилерами за LSD препарат на самом деле ни имел