«Анну Каренину», что глаза воспалились от перенапряжения – пришлось лежать в кровати с махровым полотенцем на лице, как делали те самые литературные героини прошлого. Романы сопровождали ее все детство – период защищенной изолированности – и, видимо, останутся с ней, какие бы перипетии не ждали ее во взрослой жизни. Даже если в Райланде окажется совсем худо, она точно сможет здесь читать, потому как это ведь колледж, читать в нем положено.
Но сегодня книги утратили привлекательность, лежали нетронутые, позабытые. Сегодня в колледже можно было только веселиться на вечеринке или сидеть в безликом зале общежития, в безкнижье и самоедстве. Она знала, до какого исступления может довести обида. У обиды, в отличие от голого горя, есть собственный вкус. В данном случае обижаться она будет чисто для себя. Родители ничего не увидят, не увидит даже Кори Пинто – там, в Принстоне. Они с Кори выросли вместе, а в любви и единении пребывали с прошлого года; и хотя они дали друг другу клятву, что все четыре года учебы будут постоянно общаться по Скайпу – новая опция, видео, позволяла даже смотреть друг на друга – а еще брать у знакомых машины и встречаться хотя бы раз в месяц, сегодня вечером разлука оказалась полной. Он надел красивый свитер и отправился на вечеринку. Немного раньше она вблизи рассмотрела его видеоверсию по Скайпу, он подошел к самой камере: сплошные поры, ноздри – и лоб точно скальный выступ.
– Попробуй провести время весело, – посоветовал он с легкой запинкой (из-за подвисающей связи). А потом повернулся и махнул Джону Стирсу, оставшемуся за кадром соседу по комнате, которому вроде как говорил: сейчас, еще две секунды. Нужно с этим покончить.
Грир быстро свернула разговор, потому что не хотела, чтобы ее воспринимали как «это» – головняк, с которым нужно покончить, слабую сторону в отношениях. И вот теперь она сидит в зале общаги, запускает руку то в попкорн, то в рот, разглядывает плакаты – прием Геймлиха[3], набор в этно-ансамбль, пикник студентов-христиан (состоится в любую погоду). Мимо проходила какая-то девушка, приостановилась; впоследствии она признается, что сделала это скорее из сочувствия, чем из интереса. Она была похожа на худощавого сексуального паренька, безупречного телосложения, в стиле Жанны д’Арк, который неизменно считывается как гомосексуальный. Девица оглядела ярко освещенный зал с потерянными душами, нахмурилась, размышляя, а потом объявила:
– Иду посмотреть, где сегодня тусовка – может, кто хочет со мной.
Парень покачал головой и вновь уставился на экран. Девица с попкорном продолжала его жевать, а страдавшая животом – переругивалась с кем-то по мобильнику: идти ли ей в медкабинет.
– Да, я знаю, что мне там помогут, и это хорошо, – говорила она. – Но я без понятия, где он находится, и это плохо, – пауза. – Нет, я не могу вызвать охрану, чтобы меня проводили, – снова пауза. – Да и вообще я подозреваю, что это просто нервы.
Грир глянула на пацанку в дверях и кивнула, а та кивнула в ответ и подняла