физии мне, вон, заехал!
Тараторя без продыху, парень непрерывно поглядывал на подрагивающий у лица кулачище.
– Другие, между прочим, тоже били, – без стеснения напомнил он.
По счастью для перетрусившего патлатого, со стороны мотеля к ним бежала официантка Нинка Митягина. Упругие Нинкины груди без лифчика колыхались в такт бегу, будто рессоры вагонетки.
– Ваня! Ванечка! – задыхаясь, выкрикнула она. – Только что Феликса с валютой на кармане взяли. Теперь тебя ищут. Беги!
Листопад огляделся, двинулся к обочине. Уже из-за кустов, скрываясь, погрозил патлатому:
– Гляди у меня, если что!
– А вы чего раззявились, уроды? – Нинка зло оглядела остальных. – По вашу душу тоже ментов вызвали. Дуйте отсюда!
– Поздно! Площадку у мотеля разом осветили с трех сторон фары ПМГ[1]. Нападавшие брызнули врассыпную. Началась ловля. Подъехавшие милицейские наряды без разбору «окучивали» пойманных по машинам.
Антон отполз за куст сирени. Оттуда расслышал презрительный выкрик патлатого, оборвавшийся внезапно, – должно быть, от хорошего пинка или от удара. Потом одна за другой хлопнули дверцы, УАЗы газанули и, похлопывая «сечеными» глушителями, уехали.
Потом он забылся. А когда очнулся, мотель погрузился во мглу, – похоже, разъехались и официанты.
Внезапно Антон остался один. Живот болел нестерпимо.
Аки Робинзон Крузо на острове, – вслух, чтобы подбодрить себя, произнес он.
Рядом сокрушенно вздохнули. Из кустов высунулась знакомая туфелька.
– Опять ты?
– Ну, я, – девушка подползла к Антону. Голос ее дрогнул.
– Холодно.
– Еще бы! Теплые трусы надевать надо.
– А ты бы не подглядывал.
– Так мудрено.
– Все равно. Был бы джентльмен, отвернулся.
– От тебя только отвернись. Вмиг наваришь. В кустах что делаешь?
– Да то же, что и ты: от ментов прячусь.
– Я не от ментов. Я – от боли. Живот у меня больной, – Антон застонал.
– Сказать, что ли, не мог?
– Ну да, тебе скажешь. Как раз туда бы и звезданула. Туфли рашпилем, поди, затачивала?
– Нету туфель. Сломался каблук, – она всхлипнула.
– Ты мне только объясни, – Антон осторожно перевел дыхание, прикидывая, сможет ли подняться. – Ну, эти идиоты ладно. А ты за что меня гвоздила?
– За дело, – девчушка насупилась.
– Я тебя танцевать приглашала, а ты соплячкой обозвал. А мне, между прочим, пятнадцать. Скоро.
– Да? – Антон потянулся, припоминающе провел ладонью по безнадежно перемазанному личику в венчике всклокоченных смоляных волос.
– И как зовут?
– Лидия.
– Нет, не припомню.
– Потому что сволочь и есть. Об такого гада еще новые туфли испортила!
– Шкуру ты мне точно попортила, – Антон перевернулся на спину. – Слушай, лягастая. Погляди-ка живот. Не распороли?
–