лучами, тяжело было находиться в каменных застенках. Он был точно зверь в ловушке. Эта живая, дышащая темнота была так непохожа на колдовскую тьму звёздной ночи! Его, эльфа, привычного к свободе лесных чертогов, к воздушной архитектуре городов Данваэннона, эта темница, так похожая на гробницу, пугала и угнетала особенно.
Собрав всю волю и гордость высокорождённого аристократа, Эрдан поднялся, расправил плечи и хрипло воскликнул:
– Я должен доставить послание Её Величества Владыке Секенэфу Эмхет, да будет он вечно жив, здоров и благополучен!
Тишина шелестяще рассмеялась за спиной. Ей не было дела до письма, которое её пленник принёс с собой – того, что было написано рукой самой королевы, его матери, в знак уважения к союзнику и высочайшей поддержки. Не было ей дела и до даров, призванных хоть сколько-нибудь развеять печаль Императора – до заключённых в волшебные ларцы сладких голосов фейских птиц, до светильников, наполненных светом звёзд, хранивших в памяти след всех виденных небом, до чудесного, почти живого портрета потерянного наследника Эмхет, вытканного дворцовыми чаровницами на тончайшем гобелене. Как мать, королева Ллаэрвин, разделяла скорбь Императора. И всем сердцем она хотела развеять жуткие слухи, что могли пошатнуть или даже разрушить тридцатилетний союз.
Эрдан глубоко вздохнул. Он не верил, что смерть ожидала его здесь. Как бы ни глубока была скорбь Владыки Таур-Дуат, он не мог не выслушать сына своей союзницы, плоть от плоти, кровь от крови той, с которой он заключил такой желанный им обоим договор. Секенэф Эмхет был справедливым правителем. Он бы не казнил высокопоставленного посла, тем более без суда. А на поддержку и защиту Великого Управителя Хатепера, старшего царевича Эмхет, брата и первейшего советника Императора, Эрдан, как сказала королева, мог рассчитывать, даже если остальные рэмеи встретят его недоброжелательно.
«Но тогда в чём причина моего нахождения здесь?» – в очередной раз спросил себя эльф.
Смерть и тишина обнимали его тёмными крыльями. Во мраке мерещились призрачные голоса, и от них становилось ещё холоднее. В плену этих голосов эльф с трудом различил столь долгожданный звук отодвигающейся плиты-двери. Свет казался ослепительно ярким. Эрдан прикрыл глаза ладонью, а когда отвёл её, увидел перед собой рэмеи в тёмных одеждах, чьи руки были обтянуты льняными перчатками, а лицо скрыто тенью капюшона. На его груди висел знак Псоглавого Бога.
«Бальзамировщик…» – содрогнулся принц.
Как и все эльфы, он не мог понять этой магии: копание в трупах, их вяление и консервирование… или что там бальзамировщики делали в своих храмах, чтобы сохранить мертвецов на долгие века. Поговаривали, что жрецы Псоглавого умели даже поднимать мёртвых – точно так же, как маги-осквернители гробниц. Всякая магия, связанная со смертью, в Данваэнноне каралась смертью же. Но в Таур-Дуат эти жрецы занимали высокое положение, хоть их и опасались и даже иной раз избегали.
– Ваше