а вы же стреляли глазенками,
Поправляли волнительно грудь,
Все мечтали о люльках с пеленками
И ко мне вам хотелось шагнуть.
Гнал пастух свое стадо в ночлежницу,
Семенил рядом важный щенок,
Закрывалась напротив лечебница,
Где-то в кузне стучал молоток.
А из клуба неслись звуки музыки,
Приглашая к себе молодежь,
И шагнул лейтенант к юной публике
И спросил: «Ты Иришка пойдешь?»
«За тобой на край света, мой суженый,
Хоть сейчас я готова умчать
А пока, лейтенант мой заслуженный,
Ты веди меня в клуб танцевать!»
Женщине
Мы в крови потопили знамена
И дыханьем согрели мы павших,
Мы молитвы железом каленым
Выжигали на лозунгах наших.
Кто попросит за нас Божью матерь
Сохранить наши жизни и души?
Кто пойдет на Голгофу и паперть,
Кто окликнет внутри и снаружи?
В полутемном расписанном храме
Мы очнемся, крестясь на закате,
Божья Матерь в серебряной раме
И красавица в скромном наряде.
Что-то женщина молит сквозь слезы,
Что-то просит дочурка у Бога,
Где-то вновь распускаются розы,
А ведь надо совсем нам немного.
Только Женщина знает Мужчину:
Сына, брата, любимого мужа.
Только в ней я обрел половину,
Только ей распахнул свою душу.
И затеплилась вера во взгляде,
Словно синее небо во храме…
Плачет Женщина в скромном наряде,
Божья Матерь в серебряной раме.
Наши руки (Ирине)
Мы держались за руки и грелись
Средь горгулий на старой стене;
Мы крестились со всеми и спелись
С римским папой в чужой стороне.
И в мечеть мы, обнявшись, проникли,
Где мулла совершал свой намаз,
Молча слушали, но не постигли
Этой музыки странной для нас.
Мы не знали, что делать в Париже
На богемной толкучке мирян,
Лишь глаза опускались все ниже
На беспечной тусне парижан.
Даже Рим не казался нам вечным,
Ватикан – с поголовьем крестов —
Только руки сжимались все крепче
Неразрывною связью мостов.
Мы в пещерах загадочных пили
Ледниковую воду с вершин,
Мы ладони сплетали и плыли
По морям без особых причин.
И вставали заморские Луны
В непроглядных просторах зари,
И звенели испанские струны,
И манили к себе пустыри.
Что о жизни земной и небесной
Мы узнали с тобой невзначай?
Каково на чужбине чудесной,
Что открыли мы – ад или рай?
Никому не разжать эти руки,
Но припав лишь к родимой земле,
И дороги, и крестные муки
Отзовутся в намоленной мгле!
Абордаж
Нужна ли мне смирительная