после нашего конфликта на религиозной почве он сам попросит моей помощи? Удивительно!
– Так, вы поможете ему? – аккуратно поинтересовался Тит и взял на руки ту самую кошку, незаметно последовавшую за ним.
– Это мой долг, – Измаил вдруг посерьёзнел, но эта строгость быстро сошла на «нет». – Каждое утро я буду молиться, чтобы Нимериус не пожалел о принятом решении и внёс свой особенный вклад в наше общее дело, – его взгляд скользнул по священным писаниям, в хаотичном, творческом порядке разложенным на столе.
– А почему он обратился к вам? – Тит с любопытством наклонил голову вбок, продолжая поглаживать медного цвета загривок стройной молодой кошки. – Что могло так потрясти его, язычника, чтобы он написал вам?
– Боюсь, что Нимериус и его сын столкнулись со злыми духами. С демонами, мой мальчик, – Измаил взял письмо и указал на тот абзац, где Октавий описывал состояние своей жены перед смертью. – Как ты помнишь, это называется одержимостью. Нетипичное поведение, избегание серебряных предметов и священных мест. «Странные очи», – задумчиво процитировал он. – Наверное, Нимериус имел в виду, что они были чёрные. Да, именно так.
– Тогда мы поможем ему! Мы ведь почти придумали молитву от одержимости.
– Почти, Тит, ещё многое нужно уточнить и применить на практике. Надеюсь, что он тоже поможет нам. Здесь ещё уйма работы. Мне одному не справиться…
– А как же я, учитель?
– Да, Тит, как я мог забыть тебя, – он снова засиял доброй старческой улыбкой.
И они продолжили обсуждать их непростое ремесло и личность Нимериуса. Та самая огненно-рыжая кошка, вальяжно разлегшаяся на коленях у Тита, внимала каждое их слово. А её яркие изумрудные глаза не отрывались от фигуры Измаила, будто видели в нём добычу и при том – не малую.
Глава
III
Императорский дом можно было без преувеличения назвать дворцом. Октавий в последнее время зачастил с визитами туда, однако Константину это только симпатизировало – они с ещё тройкой граждан высшего сословия во всех подробностях планировали народные гуляния в начале лета. На этих же встречах можно было узнать самые свежие новости политики, экономики и военного дела. Хоть Нимериус не раз выражал свою нелюбовь к войнам, большую часть времени их беседа была занята именно ею.
В первые десять лет правления Константин заслуживал похвалы, но когда в его руки попала безграничная власть над Империей, он стал жёстче относиться к своему народу и расточительнее – к своим придворным льстецам и друзьям, которые зачастую являлись одними и теми же людьми. К закату своих лет он стал мелочным и тщеславным, цеплявшимся за любую похвалу и желавшим говорить только о своей персоне.
Но он не утратил страсти к роскоши и пышности, а потому почти каждый визит его любимейших льстецов превращался в целый официальный прием. Слушать критику по этому поводу ни от высших сановников, ни от жрецов, ни от семьи он не желал.
И хоть Константин