Семнадцать мгновений весны. Юлиан Семенов

что вы довели дело до войны на два фронта. Прозт!

      – Прозит! Вы мекленбуржец?

      – Да. Как вы узнали?

      – По «прозт». Все северяне экономят на гласных.

      – Это верно, – сказал он. – Слушайте, а я не мог вас видеть вчера в министерстве авиации?

      Штирлиц поджался: он вчера подвозил к министерству авиации пастора Шлага – «налаживать» связи с людьми, близкими к окружению Геринга. В случае успеха всей операции, когда к делу подключат гестапо – но уже по просьбе Шелленберга, для выяснения деталей «заговора», – надо было, чтобы пастор «оставил следы»: и в министерстве авиации, и в люфтваффе, и в министерстве иностранных дел.

      «Нет, – подумал Штирлиц, наливая коньяк, – этот генерал меня не мог видеть; мимо меня, когда я сидел в машине, никто не проходил. И вряд ли Мюллер станет подставлять под меня генерала – это не в его привычках, он работает проще».

      – Я там не был, – ответил он. – Странное свойство моей физиономии: всем кажется, что меня где-то только что видели.

      – А вы стереотипны, – ответил генерал. – Похожи на многих других.

      – Это хорошо или плохо?

      – Для шпиков, наверное, хорошо, а для дипломата, видимо, плохо. Вам нужны запоминающиеся лица.

      – А военным?

      – Военным сейчас надо иметь сильные ноги. Чтобы вовремя сбежать.

      – Вы не боитесь так говорить с незнакомым человеком?

      – Так вы не знаете моего имени…

      – Это очень легко установить, поскольку у вас запоминающееся лицо.

      – Да? Черт, мне всегда оно казалось самым стандартным. Все равно, пока вы напишете на меня донос, пока они найдут второго свидетеля, пройдет время – все будет кончено. На скамью подсудимых нас будут сажать те, а не эти. И в первую голову вас, дипломатов.