Новороссийска враг не дойдет, это точно!
10 ноября 1941 г.
Третьи сутки не останавливается штурм Севастополя фашистским отродьем. Наших мальчишек перевязывать уже нечем. Спасают местные девчата. Несут нам все, даже свадебное платье сегодня распустили на бинты. Вспомнила свою свадьбу. Всплакнула. Как там сложилась судьба моего Коли в Белоруссии … сыну без отца плохо … никак это нельзя ему… Слух прошел, что «Армения» затонула, закидали бомбами с самолётов несмотря на то, что шли под флагом Красного креста, не верю … гады … гады …
1 декабря 1941 г.
Думаю, вот как мы бабы боевые, будем жить после войны. Ведь нет ни слез уже, да и сердце стало каменным. Сколько через мои руки прошло раненых–израненных не знаю, может тысяча, может две – не считала. С поля боя вытащила под сотню уже, не всех живыми… Самое страшное в моей жизни это когда твой матросик, которого ты уже час тащишь на себе, умирает по пути в медсанбат.
9 декабря 1941 г.
Взяли шефство над школой, уже с месяц. Когда затишье у нас, то успеваю им пожарить пирожков, ведь в городе голодуха, знаю, что какой завтрак тебе дома сейчас соберут? Чай из трав. Кусок хлеба. А в школе наши матросики организовали так, что с самого утра топится печка. После второго урока учительница им обязательно заваривала флотский, наш крепкий чай, каждому наливала в его кружку чуть-чуть разведённого сахарина – вкуснятина! А тут, открывается дверь – и я вхожу с подносом, на котором лежат свежие-свежие пирожки. Сегодня они были с зеленью и яйцами! Как наши севастопольские детки их уплетали за обе щеки! Пока они их ели, прихлёбывая флотский чай, учительница рассказывала разные истории. Сегодня о Римской империи и Юлие Цезаре … Смотрю на них, на цыпочек наших семи-восьмилетних, и слёзы наворачиваются … вот думаю, может и моего кто-то покормит …
Дети и война – что может быть противоестественнее …
На войне этой проклятой все равны, – и дети выполняют военные задачи – ходят в разведку, и связисты они, и сапёры …
16 декабря 1941 г.
Сегодня утром откачивала пленного немца. Наглотался со страху, когда пришёл в себя на нашей стороне (оглушили его наши матросики слегка), штука–таблетен, так он их назвал, на упаковке по латыни написано «Pervitin»,14 судя по тому, как он себя вел – сильнодействующий наркотик. Потом нам командир рассказал, что почти у каждого убитого фашиста есть такие «штука–таблетен», таблетки от страха. Боятся они, значит, нас, и вот под таблетками они от Берлина до нас и дошли. И, говорит командир, когда часто принимаешь их – звереешь и не соображаешь, чего делаешь. Вот я и думаю, что Гитлер с помощью «первитина», и превратил своих солдат в бешеных псов. Вот и надо их будет всех перестрелять. Бешенство ведь не лечится у зверей. А они звери, что ни на есть. И стреляем мы очень точно, и гибнут фашисты тысячами на подступах к городу, а они и идут, и идут…
20 декабря 1941 г.
Третий день повторного штурма города нашего.
Но мы город–крепость! Потому не сдаемся!