мост даже думать не хочется. Где-то раздался выстрел и сразу же характерный визг. По всей вероятности, начался отстрел собак – давно пора. Я пошёл в сторону центра города и только сейчас до меня дошло почему я себя неловко чувствую рядом со встречающимися по пути людьми – они все нагружены сверх меры. Тут тебе и туристические рюкзаки, и сумки на колёсиках – куда же без них, а я с лёгким пустым рюкзачком, да и похоже иду против «течения». На площади, около горисполкома, стояло два полицейских УАЗика и полицейские с «укоротами», которые отгоняли особенно ретивых стяжателей правдивой информации. В пределах видимости все магазины и аптеки были наглухо запечатаны роллетами. По площади ветерок гонял обрывки бумаги, пластиковые пакеты и всякий мусор. Непривычное зрелище, обычно наш городок довольно чистый и ухоженный, а тут такое. Я впал в ступор, что делать то? Всё закрыто, ничего не работает, как долго ждать помощи? Из ступора меня вывел очередной ружейный выстрел и уже ожидаемый собачий скулёж. Да что я, в самом деле? Сходил на разведку, для очистки совести, и то хлеб. Никакого результата – тоже результат. Хотя почему никакого? Я увидел, что: во-первых, люди валят из города, во-вторых, ничего не работает, в-третьих, убивают животных, скорее всего бешенных, ну и последнее, пока что единственное что я могу делать, это сидеть на попе ровно и ждать перемен слушая радио и выглядывая с балкона. Вот с такими мыслями я и поплёлся домой как баран. Почему как баран, да потому что всё, выше перечисленное происходило здесь и сейчас, а не на страницах очередной пост апокалиптической книги, о чём меня оповестили холодные мурашки на спине. Поворачиваться было страшно, но сделать это было жизненно необходимо, что я и сделал.
Глава пятая
«А твоя мама знает, что ты дебил?»
А в спину мне внимательно смотрела огромная овчарка и взгляд её дурных, залитых кровью, глаз не предвещал ничего хорошего. Вот тебе бабка и Юрьев день, не знаю, что такое Юрьев день, но думаю, что это что-то сравни с полной задницей. Я стою фактически в центре площади, из укрытий только огромный памятник Ленину, который никак не годится для укрытия. Собака опустила голову, оскалила жёлтые, все в пене клыки и вздыбила шерсть, и это без единого звука. Холодные мурашки сменились жаром всего тела, всё в глазах приобрело красноватый оттенок, и я… обоссался.
Видимо сработал какой-то древний анти-собачий рефлекс, и я побежал не к домам и магазинам, в которых двери и подъезды были наглухо заперты кодовыми замками, а к забору, а точнее к ограде церкви на которую из центра площади мне ясно указывал, обгаженной голубями рукой, Ленин. До церкви было метров сто, а собака была от меня метрах в двадцати. Если бы кто-то захотел измерить время моей стометровки с барьером, то он тупо не успел бы нажать на секундомер. Пришёл я в себя сидя на газоне уже за оградой церкви, благо та была выше моего роста и достаточно плотная.