жидкость, которую здесь гордо именовали рекой. Волны упрямо отказывались возникать, катиться и разбиваться о берег, даже когда длинный тёмный силуэт приблизился вплотную. Разрезав носом едва вздрагивающую поверхность мутной (так и быть) воды, в берег врезалась большая лодка. На её корме в скупом свете подвешенного к шесту фонаря стоял сам Харон. Гару была с ним знакома многие сотни лет. При этом Знаменитый Паромщик не выказал ни единого знака приветствия или узнавания. Это слегка задело чувства бывшей гаргульи. Дядя наверняка знает об их с Калебом прибытии. Почему же он не прислал для них отдельную маленькую лодочку? Или хотя бы не велел Харону объявить о намерении сопроводить гостей во дворец. Вместо этого всё проходило в штатном режиме. Паромщик безмолвно наблюдал из-под капюшона, как души заполняют лодку, рассаживаясь по скамейкам. Все, опять же, интуитивно знали, что нужно делать, благодаря чему Вечный Перевозчик был избавлен от ненужной суеты, глупых вопросов, неуместных комментариев. Честно говоря, каждый присутствующий, будь его воля, обошёл бы этого типа десятой дорогой, но, раз уж судьба свела их на одном квадратном километре, все старались не смотреть на фигуру в плаще и вообще вести себя как можно покладистей и незаметней. Одна лишь Гару уверенно потянула Калеба в лодку на ближайшую к Харону скамью. Она рассчитывала переброситься со старым знакомым словечком, расспросить о новостях. Когда эти двое буквально утонули в тени, излучаемой самими одеждами Легендарного Кормчего, остальные пассажиры с облегчением выдохнули. Они были избавлены от необходимости приближаться к Харону вплотную. Лодка хоть и была длинной и крепкой, особой устойчивостью не отличалась. Пока группа из двадцати душ рассаживалась на скамейки по обеим сторонам от узкого прохода, вся конструкция кренилась на каждый бок по очереди. Пассажиры иногда даже вынуждены были договариваться, кто в какой момент садится, чтобы остальные подготовились наклониться в противоположную сторону. Странно, в учебниках по истории об этом нет ни строчки, но каждый, попавший сюда, чётко осознавал, подобно тому, что сходить с тракта нельзя, касаться воды Стикса ему не менее противопоказано. Пассажиры рассаживались несколько минут. Харона, кажется, это вполне устраивало. Он не спешил. Убедившись, что все устроились, дотянулся лопастью весла до берега и сдвинул ни на грамм не потяжелевшую лодку обратно в реку.
Харон всегда был скуп на слова. Его глухой, как со дна колодца, голос из черноты под капюшоном и совершенно скрытое в этой же черноте лицо многих приводили в трепет. Но гаргулья помнила несколько занимательных бесед с этим хмурым Паромщиком. Сам Аид за время своего правления Чистилищем, наверное, не беседовал со своим слугой дольше, чем его любопытная племянница. Отсутствие торжественной встречи Гару списала на какие-то проблемы у Аида, которые отвлекли его. К Харону претензий у неё не было. Память на лица у старика не такая хорошая, как у других вечных существ. Да и не смотрит он, кого перевозит – все они одинаковые. Однако, выждав время, когда лодку уже подхватило и понесло течение,