в голову.
Мистика, казалось бы… И всё же, ведь я действительно что-то почувствовал! Особенное. Разумеется, многое из непонятного, порой прикасающегося к нам своими иррациональными сторонами, традиционно объясняется неправильной работой мозга. Так гораздо проще. Подобное с лёгкостью списывается на категории «показалось», «почудилось дураку с пьяных глаз» или идёт по ведомству «игры нашего воображения». Но не всё.
Это что, так ко мне оперативный опыт приходит?
Если так, то цена у него чудовищная.
– Открываю, – сухо предупредил я.
Процедура открывания люка любого из модулей предусматривает обязательный отход остальных бойцов на безопасное расстояние. Во избежание группового несчастного случая. Мало ли.
Подняв тугую красную гашетку-предохранитель, я с постоянным усилием, без пауз и рывков решительно потянул вниз из паза блестящий хромом длинный рычаг-рукоять. Хорошая вещица, у меня штук пять таких выломанных, всё не придумаю, куда бы их пристроить. Через образовавшуюся щель тяжёлым выхлопом рванулся наружу специфический неприятный запах, смесь едкой химии и человеческих испражнений.
– Что-то тяжело идёт…
– Дальше тяни!
Хлоп! Чпок! Ну же, давай! Большой овальный люк с характерным звуком отлип от чёрного уплотнителя полностью и плавно откинулся в сторону. Согласно той же процедуре я тут же закрепил его на прочную защёлку-стопор.
И сразу сунулся в сумрак мрачного провала, опытно находя на ощупь место для постановки ног.
Включил фонарик. Четыре кресла-ложемента. И тела в них.
Я знал. Знал!
– Рацию, сука!!! – и дальше матом.
Ирка тоже полезла внутрь – я подтянулся на руках и вытащил ноги, чтобы не мешать. Это очень важно, чтобы в факте обнаружения живого сразу убедились все присутствующие спасатели. Нервное напряжение у группы колоссальное, не нужно себя сжигать неизвестностью. Она склонилась, затем перевесилась поглубже со своим фонарём, громко охнула, ещё громче выматерилась и, не стесняясь, заревела в голос.
Люди в баррелях почему-то всегда сидят в оранжевых, тактильно чуть скользких комбинезонах. То-оненьких таких. Материал… Что-то похожее на хороший прочный латекс. Эти костюмы легко ассоциируются с американскими тюремными робами, странный символизм. А под комбезами – обычная одежда, у всех разная, своя. В карманах личные вещи, обычная бытовуха. Вот как всё это понять?
Костюмы чаще всего уничтожаются. Они не используются для перешивки на другую одежду, изредка куски материала вырезаются по запросу медиков для изготовления клеёнок. Наверное, у нашего хитрого завхоза всё-таки имеется несколько штук целых комбезов в заначке – никогда не признается… Наверное, это действительно весьма ценный материал. Высокотехнологичный, дорогой, такой ништяк мог бы использоваться во многих добрых делах. Однако эти костюмы сжигаются, баста.
Потому что они есть материальное воплощение нашей ненависти. Никто из обитателей Пятисотки не сможет взять их в руки. Я бы тоже не хотел. Да, пожалуй, это касается всей