был неизменным – мы умели найти компромисс. И он всегда был одинаков – наша дружеская беседа-спор перетекала в дружеские занятия любовью. Пожалуй, лучший из известных мне способов примирения. На моей памяти лишь однажды случилось исключение из этого правила. Мы были пьяны в ноль, просто два тела сидели в моем любимом белом кожаном кресле и говорили о том, как здорово всё-таки, что мы есть друг у друга.
Мы на самом деле оба так считаем. Мы любим друг друга. Но мы оба знаем, что не сможем стать друг для друга вторыми половинками. И это не теория, мы пробовали. Продлилось это около трёх месяцев. Нам тогда было по двадцать два. Но кроме самых крутых эмоций в горизонтальной плоскости мы не приобрели ничего, что должно быть, по нашим представлениям, у настоящей пары. Да и, собственно говоря, представления наши о паре слишком разнились, чтобы мы сошлись. Уже буквально на следующий день после того, как мы пришли к выводу о нашей несозданности друг для друга, мы возобновили нашу будничную просто дружбу. С периодическим «больше, чем друг». Нам так было лучше. И плевать, что шептали за спинами, мы оба являемся личностями, индивидуальностями со своим мнением. Мы не соглашались, что нарушаем какие-то нормы и правила, потому как мы не считали, что существуют вообще какие-либо нормы и правила. Мы за свободу.
* * *
Юля проснулась, когда я почти бесшумно подполз к ней и слегка дотронулся до неё рукой. Увидев меня, она тепло и искренне улыбнулась. Улыбка у неё была фантастически красивая и ясная. Иногда казалось, что в самую хмурую погоду достаточно просто засмущать Юлю, чтобы, увидев ее застенчивый взгляд, наполниться теплом и светом. Но больше всего в этом ее, безусловно, даре меня привлекала искренность. Это была настоящая улыбка. Детская. Словно неземная, из сказки. Я улыбнулся ей в ответ максимально тепло, как только сумел. Я не владел ее талантом, но я владел чем-то другим, что пробуждало у прекрасной половины желание рассказать мне нечто самое близкое. Поделиться со мной тем, что они не могут доверить даже лучшей подруге. Или другу. Не суть.
Мы встали, она надела одну из моих длинных футболок, находящихся в моем гардеробе как раз для этого, и мы вместе прошли на кухню. Там было на удивление тихо. Не в плане звука, а в плане наличия большого количества грязной посуды. Она отсутствовала. Как правило, по утрам, следовавшим вслед за бурной ночью, бывало иначе. Но, поскольку я не припомнил никакого мусора и в своей комнате и, что еще более важно, в комнате Влада (моего соседа), я был очень удивлен, и потому посмотрел на Юлю, как бы вопрошая, и она, словно прочитав мое недоумение по этому поводу, ответила:
– Это я.
– Что ты? – не догнав сразу утренним сознанием того, что она имеет ввиду. – Ты о чём?
– Это я, – она сделала паузу, отпивая вишневый сок прямо из пакета. – В общем, я ночью не могла уснуть и немножко прибралась у тебя тут.
Я вовсе не удивился этому факту. Она была умничкой. Во многих вещах.
– Юль, ты не заслуживаешь всего того,