в мою сторону тяжёлым колючим взглядом.
Митрофан уставился на неё влюблённо-виноватыми глазами.
– Ну-у… Уже и обида поспела… Чего наворотила кисляк? Ну-ка, милая госпожа голая коленка… Лучше сконструируй улыбон шесть на девять! Негушка,[168] ты не обижайся. А лучше принимай вот эту бандуру, – чуть наклонясь, он передал ей баян, – да врежь нам «Светит месяц». Чтоб аж потемнело! Играй. И нечаянному маленькому сабантую музыка не помеха.
– Никитч, – поправляя ремни и поудобней усаживаясь, отходчиво проговорила Лялька, – а после сабантуя что, опять будешь по полу кататься со своим сердцем?
– Не с твоим же… Надо, братцы, нам нажраться!
С обречённым весельем хохотнув, Митрофан водрузил на край стола давеча ополовиненную у себя дома бутылку. Подумал – опустил за диван.
Вошёл Глеб.
Глеб достал из шкафа новую, с большими яркими розами, скатерть на стол. Расстилая, выпел попутно Митрофану:
– Чего глядишь именинником? У нас кто не работает, тот не пьёт. Давай, помогалыч, доставай, – взгляд под кровать, откуда из-под низко свисавшего простого одеяла виднелись низы банок с солёными огурцами и помидорами. – Режь хлеб, открывай девчатам шипучку. А я отбуду ещё на минутку, доведу до съедобных кондиций борщ. За вкус не поручусь, зато горячо будет!.. Значит, миряне, тайная вечеря такая: курятинка без борща, борщ с курятинкой и на десерт мужчинам блюдо под кодовым названием пять тридцать. Вся взрывчатка под столом.
– Есть единогласное мнение начать с десерта, – предложил Митрофан.
И он действительно начал с десерта, с пяти тридцати.
Столько стоила бутылка русской.
Почти с пупком набухал её в четыре узкие, высокие рюмки. Потом ещё в две грушовки налил.
Девчонки потянулись к воде.
Митрофан отвёл руку Ляльки от рюмки с выныривающими пузырьками.
– Ё-кэ-лэ-мэ-нэйка! Ты чего не играешь? Забыла? Наш пай – музыкальное оформление, якорь тебя!
Лялька замялась, капризно выгнула тонкую шею вбок.
– Воображулю колдун закрутил, – тихонько шепнула про неё мне Люда.
Лялька услышала и грозливо кинула сестре:
– Рот-то закрой! А то кишки простудишь! Сделай фокус – испарись!
Что-то засерчала наша Ляля прекрасная.
А может, наша розетка ждёт, когда ей позолотят ручку?
Летом её подружке Светке достали белую водолазку. Загорелась Лялька: и мне! и мне! Прямо вот она мне, конечно, не говорила, а всё стороной, всё поблиз, всё с намёком, с подходцем, мол, в Верхней Гнилуше этот номер дохлый, а вот там у вас если…
Человек я все же несколько догадливый и про себя решил, что в следующий приезд явлюсь с водолазкой этой.
Сразу по возвращении в Москву Валентина подбила на розыски свою подругу по работе Капу, эдакий ходячий комиссионный универмаг. Всё-то она знает, что где выбросят, вечно она кому-нибудь что-нибудь да меняет. С наценкой, разумеется, за усердие.
В надежде эффектно обрадовать протянул я Ляльке эту злосчастную