комиссар, по всей форме перепоясанный шарфом. На противоположном тротуаре, злорадно ухмыляясь, стоял полный веселый мсье Дагри, постоялец того же дома, живший этажом ниже Огюста.
– Именем закона! – пыхтя, произнес комиссар в тот момент, когда солдаты, встав вокруг молодого архитектора, решительно подхватили его под руки.
– Что это значит? – вскрикнул молодой человек, еще не успевший испугаться и испытавший в тот момент одно только возмущение. – Что вам угодно?
– Огюст Рикар де Монферран? – спросил комиссар, приближаясь к нему вплотную.
– Да, – ответил молодой человек.
И вот тут холодный комок встал у него в горле. Было названо его имя, значит это не ошибка…
– Вы арестованы, – сказал комиссар.
– За что?! – выдохнул Огюст, с бесполезным неистовством пытаясь освободить руки, сжатые с двух сторон.
– А вот этого я не знаю, и это уже не мое дело, – усмехнулся комиссар. – Да бросьте вы сопротивляться, молодой человек, не то я прикажу этим ребятам скрутить вас.
– И скрутим живо! – зло произнес старший из солдат, крепкий мужичище с могучими жесткими руками. – Нечего и трепыхаться, роялист проклятый!
И он так решительно заломил руку арестованного за спину, что хрустнул плечевой сустав. Огюст вскрикнул больше от гнева, нежели от боли и, потеряв голову, закричал:
– Пусти меня, скот! Да как ты смеешь?!
Эти слова произвели немедленное и страшное действие.
– Что ты сказал?! – взревел солдат. – Вы слышали, ребята? Он меня скотом обозвал! Ар-р-ристо-крат паршивый!
– Прекратить! – вскричал комиссар, видя, что дело оборачивается дурно, но не в его силах было сдержать ярость солдат.
– Что возиться с ним? – возопил второй страж закона. – Мало их таких? И всех еще судить? Много чести! Стрелять их, как шакалов!
И он, вскинув ружье, направил его в грудь арестованному и взвел курок.
– Стреляй, стреляй, Жюль! – поддержал товарища старый солдат. – Ну его в болото! Кому он нужен!
В эти самые мгновения Монферран вдруг овладел собою.
– Стреляйте! – спокойно проговорил он. – Видно судьба моя такая – умереть не от русской и не от английской, а от французской пули. Только не промахнитесь, господа! Сердце вот здесь!
И он указал глазами себе на грудь, одновременно сделав ловкое движение плечом, от которого плащ на нем распахнулся. Дуло солдатского ружья уперлось в муаровую ленту ордена Почетного Легиона.
– Ах, дьявол! – вырвалось у всех троих солдат и у комиссара.
– За что он у вас? – уже совершенно иным тоном спросил комиссар, ткнув пальцем в орден.
– Это не ваше дело, мсье, – сказал Огюст, – но если угодно, я вам отвечу: за спасение полка во время битвы при Ла Ротье.
– О-о-о! – пожилой солдат взглядом сверху вниз окинул невысокую фигуру молодого человека.
Потом ладонь его решительно легла на дуло ружья Жюля.
– Оставь это, парень. Не годится стрелять офицеров,