что он гениальный. Но когда у человека отсутствуют навязанные условные барьеры, то это отражается на всём.
Сейчас у сына идет подростковый период, и он часто стремится взять инициативу в свои руки, говорит, что он мужик и сделает сам, решит вопрос, в общем, активно проявляет свою маскулинность. При этом он любит готовить, без проблем может надеть розовые носки или смотреть со мной женский сериал.
– Когда он впервые стал спрашивать про отца?
– Годика в два-три, когда пошёл в садик. Однажды он пришёл и сказал: «Почему мой папа тебя бросил? Меня мальчики спрашивают: почему твой папа бросил твою маму?» Я опешила. Меня это сильно возмутило. Я сказала: «Сынок, во-первых, никто никого не бросал. Во-вторых, скажи мальчикам или девочкам, кто у тебя будет спрашивать, что ни папа, ни мама изначально не планировали быть вместе – никто никого не бросал, это наше обоюдное было решение». Он спросил: «А он меня любит?». Я сказала: «Конечно любит. Просто на тот момент, когда у нас с ним были отношения, я не планировала за него выйти замуж, а он не планировал на мне жениться. Когда он уехал, тогда только я узнала, что, оказывается, жду тебя, ты уже был в моём животике. Если бы я приняла решение выйти за него замуж, то мне нужно было бы уехать в другую страну, а я не хотела уезжать».
Он спросил: «А что, он далеко живёт?» Я говорю: «Да. Представь, я бы уехала, оставила бабушку, ажеку19…» – всех его любимых людей перечислила. «Хотел бы уехать от них?» «Нет». «Вот видишь. Давай так – ты сейчас маленький, и у меня тоже много здесь дел. Ты вырастешь, и когда тебе будет десять лет, я тебя познакомлю с твоим папой. Договорились?» И на этом история закончилась, он больше у меня про отца не спрашивал.
Позже я слышала, как кто-то его спросил: «А ваш папа бросил вас?» А он ответил: «Нет, нас папа не бросал, просто мои папа и мама решили жить в разных странах». И мне это так понравилось, что у него не было ни истерики, ни «почему я один, меня не любят». То есть это было понятное и простое для него объяснение. Я рада, что у меня было достаточно ума честно всё рассказать, поскольку те же вопросы возникали не раз и в школе, и со стороны неумных взрослых людей, которые лезли с вопросами: «А где твой папа?» и получали в ответ невозмутимое: « В Америке».
Ему скоро 13. И он говорит: «Мам, я буду в восемь дома». Я с ним торгуюсь до семи. Ну сейчас пока торгуемся, потому что мне, если честно, сложно представить, что мой сын уже до восьми гуляет. Это уже темно и чуть-чуть опасно. Но я понимаю, что это процесс сепарации, мне нужно его отпускать, и я говорю: «Хорошо, до восьми». И самый прикол, он говорит: «Мам, только ты звони мне в восемь часов, чтобы я пошёл домой». При этом у него есть часы и телефон. Я говорю: «Зачем я тебе буду звонить, если ты сам знаешь, что тебе нужно приходить в восемь часов?» «Нет, – говорит, – я хочу, чтобы ты мне звонила и говорила: «Сынок, иди домой». И я в этом читаю, что у него есть потребность, чтобы в нём нуждались, чтобы