Всмотритесь! – призвал Матушкин.
Над головами свидетелей обращения Матушкина воспылали злобные божества и устрашающие архитектурные изваяния. Ожившие казни египетские сменились знаменитыми полотнами Босха и «Страшным судом» Микеланджело. Наконец, небо разверзли картины Дантова ада в исполнении Блейка, Доре, Бугро, фон Байроса, Сальвадора Дали… Новейшие технологии создавали поразительный эффект присутствия. Изображения не были статичными. Они проживали свои мучения, передавая боль и ужас, до предела обостряя восприятие. Адский огонь плавил пространство, обжигая воздух. Изображения то отдалялись, то приближались; то заволакивали необъятный небесный свод, открывая взору безграничные горизонты преисподней, то выхватывали страдания того или иного персонажа. Видеоряд венчала «Карта ада» Сандро Боттичелли.
Необыкновенное живописание стало прелюдией погружения в Дантов ад, созданный к выступлению Матушкина. Площадь Победы и весь центр Москвы превратились в огромный прозрачный лифт, устремившийся в бездонную пропасть. Ноги зрителей непроизвольно подкашивались. Через несколько мгновений все кружилось в водовороте жуткого смерча. Раздался экстатический хохот. Зловещий, демонический. Будто само зло, торжествуя, громогласно возвещало о неотвратимом наступлении своего часа.
Неистовым, бешеным вихрем проносились души, принявшие телесный облик. Души, направленные высшей силой в последний страшный путь… То и дело мелькали знакомые лица. Люди узнавали в узниках преисподней… себя.
Огнедышащее пламя сменилось абсолютным мраком. Но вот, в небе появился отблеск огня. Перед завороженной публикой вырисовывались очертания величественной стены. Распахнулись врата ада.
Зазвучал скорбный голос Матушкина.
Я увожу к отверженным селеньям,
Я увожу сквозь вековечный стон,
Я увожу к погибшим поколеньям,
Был правдою мой Зодчий вдохновлен:
Я высшей силой, полнотой всезнанья
И первую любовью сотворен.
Древней меня лишь вечные созданья,
И с вечностью прибуду наравне,
Входящие, оставьте упованья8.
«Входящие, оставьте упованья», – повторил Матушкин.
«Входящие, оставьте упованья»… Эти слова эхом разносились над Москвой и всей Россией. Как закон, который человек получает при рождении; как приговор, которым его встречает смерть.
Российская империя переступила порог преисподней.
Душераздирающие вопли, крики, возгласы, стоны – незыблемое надрывное страдание было призвано развеять малейшие сомнения в назначении места, куда вел Россию Матушкин.
Каждый зритель находился на невидимой смотровой площадке во чреве потрясающего действа. Казалось, на гигантской трехмерной сцене идет грандиозная постановка, в которой живые актеры проживают свою участь, несут свой крест. Их тьмы, и тьмы, и тьмы…