был старше), его хорошо знает Муйземнек, так что можешь спросить у него. Теперь у меня остался один лишний экземпляр, но я его берегу для Волкова, если он очень заинтересуется, а если нет, то найду ему достойное место у кого-нибудь из других известных специалистов.
Таковы дела, но я не теряю надежды побывать у вас, посмотреть ваше метро и остаканиться с друзьями-уральцами, которых я люблю. Короче, живу по Вольтеру:
Друзья! Вы рано приуныли! Доволен я своей судьбой. Одной ногой стою в могиле, Но резво дрыгаю другой.
Надо быть оптимистом, иначе в наш бурный век жить невозможно, и помнить, что «надежды юношей питают, отраду старцам придают».
Желаю тебе и твоим домочадцам всех благ, а главное, здоровья и хорошего бодрого настроения. С надеждой на встречу».
30.10
«Дорогой Андрей Владимирович!
Премного тебе благодарен за письмо, как всегда содержательное и душевное. Отвечаю на него с чистой совестью, не имея за пазухой очередных просьб, которые приносили мне определенные переживания и некоторую перед тобой неловкость.
Все твои приветы и добрые пожелания адресатам переданы и приняты ими, вполне здоровыми.
Пару дней назад похоронили Тасю – жену известного тебе Вениамина Шамина, давнего, с военных лет, друга Нисковских. Сам он скончался в декабре прошлого года, а она, в тоске и свалившихся на нее тут же семейных неурядицах, и года прожить не смогла. Сидели с Виталием опять в ностальгическом настроении. Уходят приятели, друзья. Стареем и так, и этак. Морда при бритье, когда в мыле и с надутыми щеками, вроде та же, а взглянешь где-нибудь случайно на себя, да упаси бог еще в полный рост и как бы со стороны, – мерзость: пузо торчит, ноги короткие, лицо красное с цветами побежалости, брыла висят и вообще никакой стройности и ничего радующего глаз. И, хотя я тоже подрыгиваю ногой и даже, в сравнении со многими сверстниками, вроде уж и не совсем плохо, все равно что-то от упомянутого состояния есть. Несчастного письма, в том числе и от тебя, ждешь с несвойственным ранее нетерпением. Но, интересно, – ждешь, а самому писать лень, и только осознание того, что, может, там тоже ждут, и чувство долга обязывают тебя свершить сей труд. И это несмотря на то, что мы с Виталием вдарились в сочинительство: он сейчас чего-то набирает из своих воспоминаний, а я обдумываю нечто вроде галереи знакомых мне лиц – коротких заметок о том, что у меня связывается со словом Личность. Полагаю, что ты в ней займешь, естественно, свое достойное место. А так – скучновато, хотя и встречаемся довольно часто, а я даже прихватываю еще и на стороне.
В апреле похоронил маму, вечная ей память. Вожусь со своей Галей: не помню, писал ли тебе, что она лет пять как парализована, но, правда, перемещается по квартире, более или менее прилично выглядит, чего-то соображает и, главное, в таком состоянии обихаживает себя.
Вот и все. Бывай здоров; дрыгая одной ногой, не давай слишком далеко увязнуть другой, а еще лучше вытащи ее совсем. Мой привет кому положено и кому он может быть приятен. Я со своей стороны всех помню».
24.12
Очередное