как я могу отказать? – рассмеялась я, только вот это веселье было слегка нервным. Прежде чем уйти, я посмотрела на крест. В сумерках он казался черной зловещей громадиной, а еще… Рядом с ним кто-то стоял, может, маленькая хрупкая девушка, а может, свет угасающего дня неудачно лег на желтоватую листву. Скорей всего, последнее. Должно быть последнее. Всего лишь игра света и тени, потому что иначе… Я моргнула, и силуэт девушки исчез. Потому что иначе я попросту свихнусь. Или еще хуже, возьмусь за старое.
– А у него много земли, – задумчиво произнес Михаил через несколько минут и сам же себя поправил: – У нее. – И не без удовольствия указал на дорогу, шум которой доносился до нас сперва отдаленно, а потом все ближе и ближе. – А вот и наши благодетели.
Из-за поворота трассы уже показались кучи щебня и песка. Если проехать дальше, то можно увидеть тяжелую технику и оранжевые конусы на асфальте, алые фонари и дорожные знаки, предупреждающие, что идет реконструкция дороги. Вместо узкого двухполосного шоссе по федеральному проекту будет проложено широкое четырехполосное, напрямую соединяющее ближайший город с областным центром. Ключевое слово «напрямую», то есть изгибы, вроде того, на котором стоял «Медвежий угол», проектом не предусмотрены.
– Красавцы. – Михаил послал куче щебня воздушный поцелуй. И почему-то в его исполнении этот жест не казался ни глупым, ни пошлым. – Они сделают нас немного богаче.
Мы почти вышли к воротам гостиничного комплекса, фонари разливали желтоватый масляный свет на дорогу.
– Посмотрим, – нейтрально сказала я. Из головы не шел черный крест и фигура под ним. Меня охватила тревога и паршивое чувство, что меня снова отстранили от управления собственной жизнью, совсем как ту ветку, которую понесло течением. Это ощущение не отпускало стой самой минуты, как мы проехали под деревянной аркой. Не отпускало, даже когда ночью Михаил навалился сверху, когда раздвинул мне ноги, когда ворвался внутрь грубо и быстро, шепча на ухо что-то непристойное. Он судорожно двигался, вжимая меня в матрас. Раз, другой, третий…. И горячо дышал мне в шею…
Черт, обычно я не такая бесчувственная и не всегда напоминаю бревно. Да и он не всегда такой нетерпеливый и считающийся только со своими желаниями. Под настроение мы могли кувыркаться до четырех утра к взаимному удовольствию. Любого другого утра, кроме этого.
Михаил издал короткий рык и замер.
– Извини, – прошептал он в темноте спустя одну томительную минуту. – Но у меня внутри все горит от предвкушения.
– Знаю, – ответила я, погладив его по волосам.
Я и в самом деле знала. Мишку всегда охватывало возбуждение и азарт, когда он шел на дело. А вот после завершения он мог спать сутками, вяло отмахиваясь от моих попыток расшевелить. Его возбуждала не столько женщина, сколько предстоящая афера.
– И все равно прости, я был груб, – повторил мужчина, скатился с меня, поднялся и пошел в ванную
Я встала с кровати, не заботясь о том, чтобы прикрыть наготу. Я уже давно не воспринимала свое тело как нечто личное,