почтительно собирали пальцами ярко-алые капли и спешили к высокому грозному идолу. Они мазали ему свирепое лицо и толстые губы собранной жидкостью и явно оставались весьма довольны результатом. Соединенные веревкой вельможи вели себя стоически. Боль наверняка была ужасной, но ни единого стона не сорвалось ни с чьих губ. Лишь иногда лицо то одного, то другого сводила гримаса боли. Они то стояли неподвижно, то начинали ходить по кругу, образуя гротескный хоровод.
– Отличный способ единения, – прокомментировал Себастьян. – Нужно будет эту моду распространить в Европе. С удовольствие бы посмотрел, как наши графы и герцоги превращаются в огромные окровавленные бусины. Морда идола и до обряда была страшной, теперь на нее и вовсе без ужаса не взглянешь.
И такой ритуал был далеко не единственным. Во время религиозных обрядов индейцы часто пускали себе кровь. Испанцы, оцепеневшие от этого зрелища, смотрели за тем, как десятки человек прямо на площади начали истязать себя. Маленькими обсидиановыми пластинами они рассекали щеки и брови, полосовали нос и губы, плечи и грудь. Сотни других индейцев стояли вокруг и всячески подбадривали участников церемонии криками. Откуда-то доносились звуки музыки.
Фернан подтолкнул Себастьяна локтем и указал на высокого молодого парня, который стоял в центре площади, держа в руках с десяток тонких рыбьих костей. Со знанием дела он начал прокалывать себе губы насквозь. Рядом с ним приплясывал невысокий крепыш постарше. Он немилосердно хлестал себя по плечам и спине плеткой, с вплетенными в нее колючками.
– Это какая-то жуткая пародия на кающихся грешников, чьи процессии популярны у нас в Европе, – прошептал Себастьян.
– Да, но в нашем мире люди хлещут себя плетьми, умерщвляя плоть и вымаливая у Господа прощения за грехи, – ответил Фернан. – В чем же суть местного ритуала? Неужели дьявольские боги также требуют от дикарей схожего поведения?
– Похоже, что весь мир этих несчастных дикарей построен на боли.
На самом деле у индейцев майя жертвовать богам часть своей крови считалось вполне обычным действием, но Фернану и Себастьяну это сложно было осознать. То, что в Европе представлялось одной из высших форм религиозного рвения, здесь, в глазах конкистадоров, казалось лишь насмешкой над верой. Ведь эти жертвы и мольбы возносились не истинному богу, а кровожадным демонам, которые не только заставляли местных жителей страдать, но еще и губили души доверчивых дикарей. Так все это виделось испанцам.
Человеческие жертвоприношения проходили большей частью по одному сценарию. Обреченного на смерть, как правило, выкрашенного ярко-синей краской, укладывали на спину на каменном алтаре и, разрезав грудь, вынимали сердце. Хотя однажды европейцы стали свидетелями другого ритуала, когда молодого мужчину подвесили за руки к деревянной балке и расстреляли из луков. Целью индейцев явно было растянуть пытку, поскольку стрелы намеренно пускали сначала в руки, ноги, плечи, стараясь избегать жизненно