обозначив тем самым её привилегированное положение.
Дама, недовольно сопя, грузно проследовала до дверей сарая, рассекая толпу огромного размера колышущимся в такт шагам сдобным телом. Оно, тело, одышливо пыхтя, прижало широкой грудью к стене бездонную сумку, порылось в её непроглядной глубине, ворча недовольно под нос, отыскало связку ключей и отворило дверь.
Втиснувшись бочком, тело развернулось к пассажирам лицом и смерило хмурым взглядом. Затем последовала возня с усиленным сопением и на пороге появилась фигура в застиранном широченном халате с метлой-голиком.
Тётка размашисто заработала нехитрым инструментом прямо по ногам будущих пассажиров, сгребая мусор за пределы настила, не переставая недовольно порыкивать, глядя себе под ноги.
Народ молчал, отступая и сторонясь – видно посчитали, что та в своём праве.
Подметя настил, дама смачно хлопнула дверью, закрыла её изнутри на щеколду и скрылась.
Надолго.
Очередь зашепталась, но никто не решился обсуждать непонятное явление вслух.
Через некоторое время, превысившее означенное в табличке, висящей на стене, минут на пятнадцать, дверь отворилась. Тело, по утиному кренясь из стороны в сторону, проследовало в помещение билетной кассы, откуда дразняще запахло кофе и копчёной колбасой.
Вскоре Антон вышел из кассы, победно держа билет с сидячим местом. Невиданная удача – можно будет дремать до нужной остановки.
К автостанции уже подтягивались одинаковые как близнецы: обшарпанные, местами побитые, ржавые громыхающие ПАЗики, наполняя свежий утренний воздух удушливым выхлопом плохо отрегулированных двигателей.
Небывалое счастье, позволяющее изменить вертикальное положение тела на сидячее, причём сухое и тёплое.
За рулём автобуса был знакомый водитель. Договориться, чтобы разбудил на нужной остановке, не составило труда.
Антон уселся на боковое сиденье – спереди у двигателя: это место самое тёплое. Устроился и моментально заснул.
Юноша брёл бесцельно по цветущей разнотравьем солнечной поляне, воздух которой был пропитан манящими ароматами влажных утренних испарений цветов, деревьев, тепла, трав.
Ему захотелось танцевать, двигаться, хоть как-то выразить восторг состоянию эйфории, чем он и занялся немедленно.
Антона нисколько не смущало глуповато придурочное поведение: вот оно, ощущение безмерного счастья, пусть и недолгого, но распирающего изнутри.
В каждой клеточке мозга звучала негромкая ритмичная мелодия, передающая дальше желание двигаться и жить.
Вот он и жил, позволяя телу извиваться в нелепом, но радостном танце, дающем силу, подогретую естественным мужским желанием близости, которой у него не случалось…
Да никогда не случалось. Вот!
Жуткая, просто невыносимо сильная эрекция настигла Антона внезапно посреди бешеного танца.
Он упал в изнеможении в траву, ожидая мгновенного оргазма,