– содержала изрядный объем социальной инженерии с позиции левых. Для меня важной в книге Агара стала идея, что битва против Гитлера имеет судьбоносное значение для человечества и что это превыше столкновений национальных интересов или сфер влияния, или доступа к ресурсам, или любых других – хоть и важных – элементов политической власти.
Агар также писал о необходимости, в качестве морального возрождения, которое станет результатом войны, решить то, что он называл «проблемой негров». Я никогда раньше не слышала о такой проблеме. Хотя я видела нескольких цветных людей во время моего визита в Лондон, в Грэнтеме их практически не было. Наши друзья однажды пригласили на чай двух базировавшихся в Грэнтеме американских военных – один был черным, другой белым, и были изумлены, обнаружив их напряженное и даже враждебное отношение друг к другу. Мы были точно так же удивлены, когда наши друзья нам об этом рассказали. Такого рода предубеждения были просто за пределами нашего опыта и воображения.
Как многие девочки военного времени, я прочла книгу Барбары Картленд «Рональд Картленд», биографию ее брата, молодого идеалистичного члена парламента от консерваторов, от начала до конца боровшегося против политики умиротворения и погибшего в Дюнкерке в 1940 году. Это было выдающееся завещание того, кто не сомневался, что война была не только необходима, но праведна, и кто всю свою короткую жизнь был столь цельным – качество, которым я всегда восторгалась. Но ощущение того, что война и сопровождающие ее страх и страдания – или, в случае нашей семьи, материальные трудности и убытки – полны морального значения, было, должно быть, лучше всего передано в книге Ричарда Хиллари «Последний враг». Автор, молодой летчик, описывает борьбу, унесшую жизни столь многих его друзей и годом спустя унесшую и его собственную, как борьбу, идущую и в человеческом сердце. Это, говоря попросту, была борьба за лучшую жизнь.
Поколение тех, кто в отличие от Ричарда Хиллари пережил войну, чувствовало это желание навести порядок в самих себе, своей стране и в мире. Как я позднее узнала из общения с моими старшими политическими коллегами, никто из тех, кто сражался на фронте, не вернулся с войны точно таким же человеком, каким ушел. Не так очевидно, возможно, что война глубоко повлияла и на таких людей, как я, – достаточно взрослых, чтобы понять, что происходит, но не участвующих в событиях непосредственно. Но мы все видели эти огромные бедствия по-разному, и их влияние на нас было разным. Мне никогда не казалось, например, очевидным в отличие от других, что «урок» войны состоял в том, что государство должно занять ведущую позицию в нашей общественной жизни и выражать дух коллективных стремлений не только во время войны, но и в мирное время.
«Уроки», которые вынесла я, были другими. Первое – то, что та жизнь, которую жители Грэнтема вели до войны, была достойной и цельной и ее ценности были сформированы скорее обществом, нежели правительством. Второе, если даже такая культурная,