которого у меня с собой нет, и в результате я кладу раскрытую ладонь на стол.
– Что читаете?
Хавьер поднимает книгу, показывая обложку. «Сто лет одиночества». Разумеется, на испанском.
– Эту вещь я много раз читал, но мне нравится ее перечитывать.
Я киваю. Книголюб. Что ж, это не входит в мои критерии отказа. Правда, это значит, он умный. А с умниками я не связываюсь.
– Читали этот роман? – спрашивает Хавьер.
– Нет, – отвечаю я и, к своему удивлению, добавляю: – Сестра у меня любила книжки читать.
– А вы не любите?
– Люблю. Просто я не читаю серьезные книги. А вот она обожала творчество великих поэтов, писателей и драматургов.
– Понимаю. – У него чуть дрогнула губа. – Вы не разделяли ее интереса?
Вино развязывает мне язык.
– Нет. У меня научный склад ума. А она была творческая личность.
– Была?
– Она умерла, – говорю я, хотя теперь сама этого точно не знаю.
– Простите.
Официант приносит мои ньокки, изящно уложенные на тарелке и сверху присыпанные петрушкой и пармезаном. Я представляю, как отец садится напротив и складывает на груди руки. Свои волосатые запястья он всегда прятал под манжетами рубашки, и всегда носил запонки. Я пробую блюдо.
– Очень вкусно. – Отец кивает.
– Приятного аппетита, – говорит официант.
– Принесите мне, пожалуйста, еще вина.
– Ой, нет, нет, – протестует Хавьер и взмахивает руками, жестами подкрепляя свои слова. – Позвольте я с вами поделюсь. Один ни за что столько не выпью.
– Ни за что? – спрашиваю я.
– Ну, может, и выпью. Но я предпочел бы поделиться с вами.
Я киваю. Официант улыбается, словно это он все подстроил.
– Сейчас принесу ваш ужин, сэр.
От тарелки поднимается аромат чеснока, и я кладу в рот еще кусочек.
– Это было одно из фирменных блюд моего отца, – объясняю я и, не давая себе отчета, добавляю: – Ньокки с горохом и грибами. Обычно я раскатывала для него тесто.
– Он был итальянец… ваш отец? – Хавьер наполняет вином мой пустой бокал.
– Сицилиец.
– Мама тоже?
– Вы слишком любопытны, – замечаю я, глянув на него.
– Обычно нет.
– А почему же теперь?
Хавьер наклоняется ко мне ближе, и по блеску его глаз я догадываюсь, сейчас он скажет что-то дерзкое.
– Потому что у меня сердце биться перестало, когда я увидел вас здесь.
Я смеюсь, довольная его невоздержанностью.
– Думаете, я шучу? – спрашивает он. – Клянусь, это чистая правда.
– Я не принадлежу к тому типу женщин, которые заставляют замирать мужские сердца, но все равно спасибо.
– Вы встречали не тех мужчин.
Я на время перестаю есть: вилка застыла в руке, локоть – на столе. Его силуэт вырисовывается на фоне почти темного неба, смех вокруг нас звучит громче. Глядя на его рот, я чувствую, как у меня зудит кожа, и что-то неуловимое в его манерах и внешности наводит на мысль, что он будет очень