что это обычное утро в моей жизни.
– Твоё лекарство. Оно было в пакете, который принёс Майкл, – монотонно произношу я, протягивая Николасу бокал с растворившейся в воде таблеткой. Он выпивает содержимое залпом и возвращает мне бокал, даже без «спасибо».
– Если ты голоден, то завтрак на кухне. На диване вся твоя одежда, которую я собрала с пола. И нормальные воспитанные люди, умеют благодарить за то, что до сих пор не светят голой задницей на улице, – всё же срывается с губ гадкое дополнение, и я дёргаю двери, закрывая их за спиной Николаса, вошедшего в спальню.
Каков наглец. Думает, что ему все должны. Нет, я ему ничего больше не должна. Пусть своему сабмиссиву номер четыре показывает характер. А меня он бесит. Я не обязана его терпеть, верно? Мы стоим оба на земле, и, вообще, я не хочу его больше видеть. Вот не хочу, и всё. Я обиделась.
Поджав губы, мою стакан, разливаю чай и быстрорастворимый кофе для Николаса. Он появляется в гостиной уже полностью одетый, кроме туфель. Садится на диван и обувается. Я молчу, демонстративно, садясь за стол и завтракая. Его порция стоит рядом. Спиной я чувствую его взгляд. Меня он раздражает. И от вони его одеколона тошнит. Надо выбросить. Это я ему купила его, чтобы он всегда был у него под рукой здесь, когда Николас ночует у меня. Он облился им так, что можно было армию искупать.
– Такого больше не повторится. Я уволю Майкла, – раздаётся рядом его голос, севший ото сна или же от злоупотребления алкоголем. Передёргиваю плечами, показывая, что мне всё равно. Пусть делает что хочет.
Николас садится на стул и рассматривает панкейки.
– С каких пор ты готовишь завтрак? – Ехидно бросает он, приподнимая первый оладушек ножом с таким видом, словно это говно.
– Ты должен знать об этом, Николас. Раз ты пугаешь парней, с которыми я провожу время, то и об этом тебе тоже должны были доложить. Не строй из себя полного идиота. Достаточно быть просто пьяным идиотом, – язвительно фыркаю я, жуя довольно вкусный панкейк.
– Я был пьян и не помню этого, – цедит он, отрезая кусок от панкейка и бросая его в рот. Краем глаза слежу за ним и так жду его реакции. Ведь я, действительно, учусь, чтобы стать лучше для него.
– Фу, какая гадость, – он выплёвывает всё на тарелку.
– Не стоит браться за то, что у тебя никогда не получалось и не получится, Мишель. Но здоровье твоё, а я травить себя не собираюсь, – он хватает тарелку и с силой швыряет её об пол, отчего я вздрагиваю. Мне больно. Мало того, что Николас наказывает меня своими словами и поступками, так и ещё и унижает. Снова.
– Что ж, где выход тебе известно. Выйди и никогда не возвращайся. И не ты покупал эту посуду и еду, так что ты просто наглый козёл, который никогда не ценит ничего. Убирайся отсюда, – мои губы дрожат от едва сдерживаемых слёз, когда я скатываюсь со стула и, огибая его, опускаюсь на пол, чтобы собрать осколки.
– С радостью, Мишель. И что б ты знала, я нашёл лучше