не таила зла.
Любила… собак да кошек.
Вот она, жизнь, и прошла
мимо моих окошек.
В небо с сумой взойду —
Сколько там воли, света.
Отдайте ж мою звезду
На память бомжам и поэтам.
Три Ангела о чем ведут беседу?..
Три ангела на иконе Андрея Рублёва «Троица» и древнеязыческая Макошь с двумя её спутницами Долей и Недолей – есть, по-моему, две Русских идеи о заступе и роде. Дума воинов о защите семьи, о жертве, ради процветания. И женская дума о продлении жизни, о тепле и уюте в доме.
Женская идея – начало, исток, мочка, моток. Потому Макошь – великая пряха, и две сестры-дочери-помощницы с ней – это Троица. Чаша перед ними. В ней жизнь и жертва, боль и счастье. Судьба – сурья, пить её нам. О чём бы я ни написала, куда бы мысль моя ни заходила, но возвращается к более близкой мне женской идее: о доме, семье – о рождении, о дочери, сыне; о доле личной и доле близких. Из неё прорастает дума о доле-судьбе родины – России. Здесь вплетается женское и мужское – наша общая Доля Русская.
Появляются эти образы неоднократно, как неотъемлемая часть жизни, её основа. Триединое содружество, образ трёх ангелов сопровождающих всюду русского человека.
«Что не так на сторонке нашей?..»
Что не так на сторонке нашей?
Всё печаль да печаль окрест.
Над какою такою чашей
плачут ангелы этих мест?
Всё над ней – человечьей долей —
многотерпно они молчат.
И всегда их, по-русски, трое.
И такая на всё печать…
Перед чашею онемели.
Будто бездной предъявлен счёт.
И молчанка над колыбелью,
будто вьюга в ночи, поёт.
Над невидимым нам кострищем
поднимается в небеса
дым над нищенским пепелищем,
над сечёным лугом отав.
Там обобранный погорелец
ищет светлую колыбель…
А в той чаше – лежит младенец.
Море слёз материнских в ней.
«Моя бабушка уголь грузила…»
Моя бабушка уголь грузила
на вокзале, у края судьбы.
От него она черпала силы
на труды от звезды до звезды.
Под косынкою прятала косы,
утирала ладонью слезу —
как гудели в ночи паровозы,
словно шёл эшелон на войну.
И, с лопатой щербатой своею,
шла с работы домой, как солдат.
Всех чертей преисподней чернее.
Только зубы белы да глаза.
До сих пор этой чёрною былью
полон вдовий очаг до краёв.
Пахнет потом да угольной пылью
от щербатой лопаты её.
Цикорий
Смерти-то нет. И плохое не в счёт.
Всё потому, что цикорий цветёт.
Будто колышется синее море —
самый простой придорожный цикорий.
Словно спустилось небесное в дол,
пятнами сини на мамин подол —
мама с серпом замерла у ворот.
А вдоль дороги цикорий