школе, Джин и Стейша уже были как два полушария мозга – неразлучны. И попеременно выполняли функции друг друга, одно полушарие владело здравым смыслом, другое было совершенно безумным. В то время эти двое тусили только со старшеклассниками, у обеих был "проездной" в эту тусовку, при чём, пожизненный: старшие брат и сестра, которые при всём при том, тоже тусовались вместе. Тогда Стейша и Джин, считали, что тусить с ровесниками не круто и всячески давали это понять, в частности, закатывали на сверстников глаза и смиряли тех снисходительными и полными превосходства, презрительными взглядами.
Ну, это я так думал. Оказалось, что я частично был не прав, Стейша, как-то раз, когда я ей рассказал о своих детских наблюдениях, вполне логично аргументировала такое своё и Джин поведение.
Она сказала, что тогда мальчишки, в силу своего маленького возраста, вели себя как засранцы (и это ещё мягко сказано) по отношению к девочкам: обзывались и делали прочие гадости, с ними нельзя было нормально поговорить. Сейчас всё изменилось. Я даже до конца не понимал насколько, пока не увидел Стейшу.
Я не узнал её. Она сидела на кровати, подобрав к себе коленки и обхватив их руками. Её длинные волосы были растрёпаны и распущены. Она, не отрываясь, смотрела в одну точку и не отреагировала на наш приход. Я вопросительно посмотрел на миссис Сейф, ища у неё правды, какой бы она ни была, или, по крайней мере, объяснений о том, что конкретно произошло. Миссис Сейф обеспокоенно посмотрела на дочь, затем обернулась к нам:
– Я убрала карандаш из её причёски, боялась, как бы…,– голос её затих. Я не осуждал её, наверняка, она тоже была вне себя от горя, насколько я знаю, за десять лет дружбы девочек, родители Стейши считали и Джин своей дочерью, кроме того, отцы девочек крепко дружили с самого детства. Но состояние Стейши, никто из нас не мог понять, только не до конца. У этой всегда стойкой девочки, сегодня рухнул весь мир. Ведь именно она настояла, на том, чтобы Джин отправилась в тур. Нет, никто из нас не винил её, но это не значит, что сама она не делала этого. На бледном, отрешённом лице, я прочитал бремя вины и след невосполнимой потери.
Сегодня, в эту самую секунду, я увидел, то, о чём говорила нам Джин, тогда в парке. И даже Нэйт, похоже, это признал, я видел осознание в его глазах. Никто из нас не решался подойти ближе к нашей скорбящей подруге. Если Нэйт и я, возможно, из-за того, что мы были мальчишками, отказывались признавать то, что сегодня мы потеряли нечто гораздо более ценное, возможно, самое ценное, что у нас было, то Стейша приняла реальность со всем достоинством, на которое была способна. И сейчас она пыталась преодолеть это, Стейша была похожа на Атласа, который держал на своих голове и руках небесный свод,18 и она не могла передать эту ношу кому-то другому.
Я был так горд за неё. Сомнений больше не было, я решительно шагнул в комнату, присел на кровать и обнял её, так крепко, как только мог. Нэйт тоже присоединился к нам. Теперь нас осталось трое и только так, держась друг за друга, мы могли справиться с потерей. Только так, мы сможем возродиться