с размахом отметили сей факт пьяным разнузданным разгулом, подвыпившая на гулянке с Матёрыми6 мама впервые применила к дочери силу, не позволявшая такого себе ранее никогда. Она грубо, силком заставила новоиспечённую ярицу делать то что рыжая отчаянно не желала и отказывалась наотрез, закатывая очередную истерику.
Нет, конечно, мама не впервые обязывала принуждением дочь, но до этого раза никогда не прикладывала рук. Да и если дочь упиралась упёртой козой, то царица, дойдя до определённого придела всегда шла на попятную, не доводя воспитательный процесс до порки.
Только на этот раз избалованная Райс словно каким местом почувствовала резкое изменение Матери к себе, да и вообще всего её ближнего круга. Все как-то сразу перестали её бояться и лебезить как бывало ранее. Толи маму достали выходки дочери, и у неё лопнуло терпение, толи сам факт прихода месячных означал какой-то жизненный рубеж, где кончалась её бесшабашное детство. Она тогда понять не смогла.
Райс хоть и значилась в царском стойбище безголовой, незнающей границ в своих бесчинствах, но в дурах не числилась, а считалась девой умной и рассудительной. По крайней мере, таковой она сама себя видела. Хотя, по правде сказать, не без этого. Ещё та «голь» что на выдумки и на пакости хитра.
Оценив и здраво взвесив всё что видела и на собственной шкуре прочувствовала, тут же перестала истерить сделав для себя вывод о необходимости несколько поменять своё показное поведение и перевести привычную для неё жизнь из разряда вызывающе-демонстративной, в завуалированно-партизанскую. Твёрдо решив, что на людях станет такой, какой её хотят видеть, а втихаря будет делать то что захочется. И пусть попробует какая-нибудь шавка тявкнуть.
Только ничего из намеченного после той разгульной ночи сделать у царской дочери не получилось. На следующий день мама взяв дочурку за руку, и ничего толком не объясняя, явно находясь не в духе, отвела её в сопровождении практически всех Матёрых сестричеств в лесную чащу к пустующей избе еги-бабы7. Там рыжую оторву надувшуюся через губу, запечатали в бане. Закрыли в полной темноте молодиться, как подумала поначалу про себя новоиспечённая ярица.
Райс изначально этот махрово-древний ритуал восприняла как всего лишь очередное наказание, к которым она привыкла. А за одно и как предоставленную возможность хорошенько продумать планы каверзной мести. Поэтому не слишком переживала и расстраивалась, лишь показательно надулась словно мышь на крупу, всем своим видом показывая, что «не мама ты мне больше».
В действительности же, после принудительных танцев с топтанием на выпачканной кровью рубахе, да ещё голышом в чём мать родила, и под унизительный ор и хохот первых ближниц царицы, что шлепками по голой заднице гоняли её из угла в угол с матерными окриками, Райс собралась подумать, как следует. Она решила «запомнить на веке» всех до одной кровных обидчиков, расставив сволочных баб по очереди и собираясь устроить им индивидуальную каверзную месть.
Только