Коля и вытащил ещё одну бутылку.
– «Андроповка»! – завопили пробудившиеся студенты, а Мириам спрыгнула с колен Влада. – Где достал?
– Где достал, там уже нету, – напустил туману Николай и разлил водку по стаканам. Все загалдели, засмеялись, стали чокаться. Сергей потихоньку пробрался к двери. Он думал, что никто не заметил, как он ушёл, но ошибся. Все видели, как он уходил. Никто не прервал выпивку, никто не отставил стакан, чтобы попрощаться с ним, но каждый из присутствующих посчитал количество шагов от стола до двери, которые сделал Сергей Москвин. Двенадцать шагов. Когда дверь закрылась, все вздохнули с облегчением. Именно так вздыхают, когда умирает безнадёжно больной человек, лежачий, годами томившийся в постели, замучивший всех, кто за ним ухаживал. Общий вздох был заглушён звоном стекла. Это гремели стаканы, которыми чокались за столом. Свежая водка оказалась вкусной.
В отделе было подозрительно тихо. Дежурный дремал на низеньком диванчике у окна. Телефонный аппарат стоял на полу. Сергей хотел поздороваться с дежурным, но тот неожиданно всхрапнул, и приветствие пришлось отложить до лучших времён. В кабинете, скрючившись в три погибели, сидел товарищ Басов. Издали он был похож на карлика. Сергей удивился способностям сослуживца: это надо же было так скрутить огромное тело, что оно трижды уменьшилось в объёме! Тихо прошептав своё неуставное «здрас-сте», он прошёл за свой стол.
– Не «здрас-сте», а «здравия желаю, товарищ капитан»! – взревел товарищ Басов и вырос из карлика в исполина. Казалось, он реет под потолком, настолько оглушительно звучал его голос.
– Здравия желаю, товарищ капитан! – воскликнул Сергей и тоже уменьшился в размерах, превратившись в эмбрион. Но больше всего ему сейчас хотелось стать человеком-невидимкой.
– Ты почему опоздал, гадёныш? Думаешь, никто не заметит, что ты притёрся к органам?
Басов продолжал реять в вышине, а Сергей боялся поднять голову, чтобы не вызвать новую волну гнева.
– Почему – притёрся? Я был вчера на квартире у Коли Гречина. Всё видел. Всё записал. Вот здесь, в рапорте, изложил. И время указал.
Москвин слушал и не верил, он говорил непослушным языком, одеревеневшим не от страха, а от изумления. Никто и никогда с Сергеем так не разговаривал. Теперь разговаривают. Надо привыкнуть. Иначе не выжить. Но без привычки было трудно.
– Как ты разговариваешь со старшим по званию и должности? Ты! Ты! Гадён-н-ныш-ш-ш-ш. – Последнюю букву Басов угрожающе прошипел, выпуская из себя свистящий воздух.
Москвин с тоской наблюдал за сослуживцем. Товарищ Басов в первый раз предъявил истинное лицо – звериный оскал, подгнившие зубы и редкие усы, слипшиеся от накопившейся в углах перекошенного рта пены. Не лицо, а паспорт. Служебное удостоверение сотрудника органов внутренних дел.
– Ты что, думал, я ничего не узнаю?
Сергей поднял брови, но продолжал молчать, надеясь, что Басов всё-таки успокоится.
– А я всё знаю, я не