пять от Нова города будет. На пути к Ильменю. На том брегу Волхова, – охотно отозвался старец.
– Ну, прощай тогда, Добросвет. Свидимся, Бог даст. – Олекса вскочил обратно в седло, ударил боднями коня и помчался догонять Мстислава.
– Куда запропастился? – окинул гусляра недовольным колючим взглядом князь, когда, наконец, запыхавшийся от быстрой езды Олекса нагнал своих спутников.
– Да так, княже. Конь захромал, но потом ничего, прошло вроде.
Уже собирался было Олекса рассказать о встрече с Добросветом, но в последний миг стукнуло ему в голову: ни к чему ведать князю о старце. Вдруг разгневается, измыслит недоброе, велит посадить старика в поруб или ещё чего. Князья – они к старой вере нетерпимы.
…Новгород встретил Мстислава первым снегом. Кружились над землёю белые крупные хлопья, гонимые холодным осенним ветром, а когда ветер немного стихал, они ложились на опавшие листья берёз, осин, клёнов и таяли, образуя мутные грязные лужи, по которым ступали усталые кони. По небу плыли тяжёлые, словно налитые свинцом тёмно-серые тучи, простирающиеся до самого окоёма. Далеко в вышине парили немногочисленные птичьи стаи, то ли вороньи, то ли голубиные, – с земли птиц нельзя было различить, они казались маленькими, чёрными, беспрестанно двигающимися точками.
Зная нрав новгородцев, Мстислав надеялся на радостную встречу с пирами на неделю, восторженными речами, скоморошьими песнями, но в городе было спокойно и тихо. Горожане занимались каждый своим делом, и Мстиславу дали понять, что ничего, собственно, особого не произошло. Князь вернулся? А куда ж он денется, как ему не воротиться, если давно уже порешили градские старцы: быть ему в Новгороде.
Конь Мстислава не спеша семенил рысцой по крытым деревянными досками новгородским улочкам. Из-под копыт летели холодные водяные брызги, а за конём бежали и отчаянно лаяли дворовые собаки. От их звонкого лая молодому князю стало вдруг смешно. Надо ж, так ждал встречи с горожанами, хотел услыхать хвалу из их уст, а услыхал?! Лишь лай собачий!
…На Гаральдовом причале у ладей царило оживление. Здесь жители Новгорода выменивали у иноземных купцов мёд, меха, свечи на сукно, ценные ткани, изделия из серебра.
Мстислав остановил коня у гостевого подворья, где толпились германские торговые люди. Они поклонились князю до земли, а затем купеческий староста, высокий – на голову выше Мстислава, – полный и широкоплечий Альбрехт провёл его в свои покои, мрачные и тесные. В узкой и длинной палате, посреди которой на грубо сколоченном столе тускло мерцала одна-единственная свеча, стоял резкий запах вяленой рыбы. В высокой печи потрескивали горящие дрова. Свет осеннего дня с трудом пробивался в палату через затянутое бычьим пузырём маленькое оконце. Усадив Мстислава на покрытую сукном скамью, Альбрехт достал из обитого медью ларца грамоту с договором, загодя составленным вместе градскими старцами, посадником Павлом и германскими купцами, развернул её своими крепкими руками с толстыми пальцами, на каждом из которых сверкало по жуковине, и принялся читать:
– «Мир и дружба да будут отныне