вы сказали? – не поднимая головы с дивана, сонно спросил Соловушкин. – Олег Дмитриевич? Не знаю такого. Пошли вон. Я хочу спать.
Олег Дмитриевич отошел к столу. Брезгливо отбросив в сторону ярко иллюстрированный журнал "Playboy", взял в руки "Вечернюю газету" с уже знакомой ему статьей, в которой рассказывалось о романе сорокатрехлетнего певца Леши Соловушкина со студенткой третьего курса педагогического института Юлией Родионовой, и еще раз пробежал глазами.
Крикнул Соловушкину:
– Я Олег Дмитриевич Родионов! Вставай! Нам пора поговорить.
– Все вон отсюда.
– Ты меня, кажется, не понял? Хорошо, скажу по-другому: я – родной отец Юли Родионовой!
Шумно заворочавшийся на диване Соловушкин в ту же секунду притих. Приподнял голову и попросил повторить:
– Чей отец?
– Юли Родионовой – девушки, которую ты, подлец, совратил!
После этих слов Соловушкин стал понемногу приходить в себя. Сев на диван, сладко потянулся и сказал, что ни Юлю, ни ее подружку Катю, насколько ему помнится, насильно ни к чему не принуждал.
– Я и не говорил, что ты ее принуждал, – строгим голосом ответил Олег Дмитриевич. – Я сказал, что ты, подлец, совратил ее.
Соловушкин окончательно проснулся. Обвел мутным взглядом комнату и, видимо, не найдя того, чего искал, произнес заплетающимся языком:
– Ну, извините, папаша, так уж вышло. Чего теперь жалеть?
– Это всё, что ты можешь мне сказать? – сухо спросил старик.
– Нет. Еще передайте вашей дочке, что с этой минуты я буду ее часто вспоминать.
Казалось, ответ развеселил старика. Он широко улыбнулся, отчего его изрезанное морщинами лицо разгладилось, как под утюгом, и выразил надежду на то, что именно так всё и произойдет: он – совратитель малолеток – будет вспоминать ее не только часто, но и долго.
– Лет, думаю, эдак пять-шесть где-нибудь на южном побережье Колымы.
С этими словами он помахал Соловушкину перчатками, которые вынул из кармана длинного черного пальто, развернулся и направился к выходу.
– Э! Э! Э! Э! – закричал ему вслед прорезавшимся голосом Соловушкин. – Папаша! Стойте! Какая на фиг малолетка? Она на третьем курсе института учится! Вы чего?
– Правильно, на третьем, – остановился старик. – Да только в школу-то мы ее с матерью отдали в шесть лет – надеюсь, у тебя нашлось время заметить, какая она у нас смышленая? – и восемнадцать ей должно исполниться только в этом году… Не веришь? Если мозги не все пропил, посчитай сам!
Решив не откладывать дела в долгий ящик, Соловушкин последовал совету. Зажмурил один глаз и принялся за расчеты.
"Итак, в школу она пошла в шесть лет. Шесть лет приплюсовываем к десяти классам… Или к одиннадцати? Сколько они там сейчас учатся? Кажется, одиннадцать. Ладно. Прибавляем еще три курса и… и… и… и, кажется, отнимаем один год – он же еще не кончился. Или не отнимаем?.. Блин, сбился! Теперь придется заново пересчитывать".
Соловушкин тяжело вздохнул.
"Значит, в школу она пошла в шесть лет, шлюха. Шесть приплюсовываем к десяти, получаем шестнадцать. Прибавляем…