дети! – грозно ругается мужчина, выпрыгивая из грузовика. – Все в Хаскисе такие, отбитые. Вот найду тебя и…
Следом за ним выходит второй мужчина, с более человечным тоном.
– Да пожалей ты его, – говорит тот. – Зато съехать сообразил. Живой, в кустах валяется поди.
– Живым не будет, – не унимается первый. – В тех кустах?
– За убийство сажают. Да, в тех.
Двое мужчин подходят к тем кустам, куда меня отправила инерция. Они пытаются найти меня среди зелёных острых веток, но меня там уже нет.
Мама говорила, что при любой опасности мне нужно тут же выбегать из дома и бежать до Хаскис-таун, два, к семье Кит.
Я наизусть знаю лишь три номера телефона: свой, мамин и участкового.
Вот тогда я и сидел к Кита дома – зареванный, раненный и испуганный. Миссис Кит успокаивала меня, латала раны, а Дэниэл ставил пластинки и напевал песни «Битлз».
Мама вернулась за мной в шесть – гораздо раньше смены.
Она поблагодарила семью Кит за сохранность своего ребёнка и за руку повела меня домой.
Мы молчали всю дорогу.
Я тихо плакал и ждал, когда она начнёт меня ругать.
За велосипед.
В итоге я не выдержал и завопил на всю улицу:
– Я не хотел грохнуть велик!
Мама с ужасом посмотрела на меня.
На улице никого не было.
Она села на корточки, крепко прижала меня к себе и тихо на ухо прошептала:
– А нужен ли мне этот велик без тебя, мышонок?
Когда мы подходили к подъезду, я услышал знакомый голос. Это был тот мужчина – более дипломатичный, пожалевший меня. Он стоял во дворе в клетчатой рубашке вместе с мальчиком-подростком – не сильно старше меня. Подросток держал в руках что-то металлическое, оранжевое.
У меня дыхание перехватило.
– Ваш гонщик? – спросил мужчина у моей мамы.
Она кивнула.
Мужчина протягивает ей руку и продолжает разговор:
– Мы только сегодня заехали. Я Холден Бэттерс, – они жмут друг другу руки, и мужчина показывает на мальчика рядом. – Мой сын Ник. На площадке дочурка бегает. А жена в ужасе.
Моя мама смеётся и представляется. Я отчаянно туплю взгляд в ноги и слышу, как взрослые начинают о чём-то говорить.
Надолго.
Я решаю пойти на детскую площадку, к своей новой соседке.
Может, она начнёт ругать меня за велик.
Как оказалось, на площадке никто не бегал: единственная девчонка здесь сидела на лавочке и пялилась в небо, порозовевшее на закате. Ей тоже было десять: волосы светлые, по плечи, на нос сползают очки, а все руки были в чёрных чернилах.
Я подошёл к девчонке, присел на лавочку и тоже задрал голову к небу.
Мы молчали.
Я не знал, сколько времени прошло, и не могу понять до сих пор – ощущение такое, будто целая вечность. Нас обоих окликнули родители, и девчонка обернулась в сторону дома первая. Затем она посмотрела на меня и сказала:
– Мне жаль велик.
Я