раз есть, то это хуже. Плохо, Звягинцев, очень плохо, – он резко опустил стальное перо в чернильную установку.
Я молчал.
– Значит, этот твой Карл Эрдман учит тому, что ничто не умирает, а переходит в новую стадию?
– Совершенно верно.
– Что значит, чёрт возьми, верно!
Я вскочил при его выкрике.
– Ты, Звягинцев, больше других сотрудников газеты посещал лектории и кружки, и что ты там, спрашивается, делал? Мух ловил? Ты что, Канта ночью под кроватью начитался?! А сам-то, сам! Критику, понимаешь, наводил на комсомольцев, многие на тебя обиделись за горькую, но правду, а ты, – я смотрел на его разъярённое лицо, и хотел сказать: «Но ведь это же вы меня посылали, направляли, давали тему и говорили, как писать», но не смел и открыть рта. – Какое ещё бессмертие, комсомолец Звягинцев? Хотя какой ты, прости, комсомолец, когда знать не знаешь, что бессмертие – это миф, буржуазная ненаучная метафизика! И это только касаясь одного аспекта, а всё остальное и того хуже в твоём, с позволения сказать, опусе, – он тряс в воздухе рукописью. Скрепка сорвалась и звякнула о пол. – Всё в ней отдаёт какими-то забугорными антикоммунистическими идейками! Откуда он взялся вообще тут, это твой Эрдман, а? Кто он такой? С этим надо будет ещё разобраться! Сумасшедший псевдофилософ, или до времени скрытый враг? Хотя какой скрытый – вот тебя уже, вижу, завербовал!
– Да вы что?
– Молчать! – я снова вытянулся. – Хорошо, что твой непосредственный начальник Павел Семёнович эту твою писанину из отдела сразу мне на стол принёс, хотя хотел идти в райком комсомола! Я отговорил! Пока никто больше, ох, никто этого не видел! Всё тобой написанное – издевательский поклёп на науку, каждое утверждение в корне противоречит марксизму-ленинизму! Не существует, и заруби себе на носу это, бессмертных звёзд, планет, существ, и нет никаких бессмертных душ. И боги, хоть греческие, хоть христианские – всего лишь пустые выдумки тёмных людей. И запомни: с мифами не бывает научных параллелей! С этим давно покончено! Зачем приносить со свалки истории подобное мракобесие?
Гейко долго молчал, расхаживая по кабинету. Временами кто-то робко постукивал по обивке двери и едва заглядывал, но редактор умел одним взглядом показать, чтобы от его кабинета отбегали, как от клетки с тигром. Раздавались и звонки, и я знал, как Степан Степанович относится к ним, но сейчас он не снимал трубку, и однообразное дребезжание телефона било сотней молоточков по ушам.
– Ладно, – вдруг он немного изменился, щёки едва побелели, и я выдохнул. – Я понимаю твой интерес к космосу, к устройству звёзд. В этом нет ничего плохого. Так есть же замечательные учёные, которые занимаются этими вопросами! Учёные, Николай, а не шарлатаны-проходимцы. Настоящие светочи науки по каморкам не сидят, в нашей стране нет, и не может быть такого, мы не на Западе живём, вот там-то, у капиталистов, как раз всё наоборот! А наши учёные работают в лабораториях, у них есть самые современные приборы для изучения звёздного неба. В общем,