поленьями. Массивная «рогатая» люстра, свисающая с потолка так низко, что обычный человек едва ли прошел бы под ней не пригнувшись, ковры со славянскими мотивами и массивная деревянная мебель делали зал похожим на охотничью заставу, только шкур убитых животных не хватало для полного соответствия. Маленькие окна содрогались от храпа, больше похожего на волчий рык, разносившегося, наверное, на всю округу, далеко за пределы вотчины.
Большой пузатый дед, одетый в широкие красные семейники до колен и полосатую майку-тельняшку спал прямо в своем кресле-качалке перед камином. Густые усы раздувались от каждого выдоха, куцая, будто выщипанная седая борода мирно покоилась на широкой груди, возвышаясь совсем тонким, в несколько волосков, концом на животе.
Массивная рука с огромной кружкой повисла, разлив на пол остатки недопитого кваса. Разморило старика у огня – сам не заметил, как задремал.
Дверь залы распахнулась, и в проеме показался молодой мужчина, одетый в стильный красный пуховик, такую же красную шапку с маленьким помпоном на макушке, синие джинсы и красные кроссовки на меху. Обеими руками он держал за плечом большущий мешок, набитый до самых краев.
– Дед! – пробасил мужчина и грохнул мешок на пол, отчего дедушка подскочил, хрюкнув и тут же закряхтев от резкого движения.
– Кто такие? Я вас не звал, идите… – забурчал он, с трудом разлепляя глаза и вглядываясь в посетителя. – А, правнучек! – дед растянулся в улыбке и кряхтя поднялся из кресла, глянул в пустую кружку, потом на лужицу кваса на полу, и разочарованно зацокал языком, греша на самого себя за оплошность.
– Я, значит, приехал, иду довольный на почту, с тобой поздороваться, с письмами помочь, а там аврал какой-то! Мама в запаре, ничего не успевает, мечется туда сюда – письма фасует, уже совать некуда – все полки и столы завалены! Сказала, ты даже не брался почту разбирать, ни одного письма не прочел! Ты чего, Дед?! Заболел что ли? – Мужчина выдохнул, стянул шапку и вопросительно уставился на старика.
– Ты проходи давай, чего в дверях окопался. Кваску? – Дед прошаркал к массивному дубовому столу у окна, отвинтил краник на бочонке, налил квас в свою кружку, затем во вторую.
– Не хочу, – буркнул мужчина и подтащил мешок к старику, приподнял и снова бухнул его на пол перед ним. – Вот, принес сюда твои письма, тут всего малая часть. Мать сказала, ты из дома не выходишь.
– Отчего же не выхожу? Еще как выхожу – оленей покормить, в баню хожу, снежочку малость намел вчера… или, погоди, позавчера… или нет… так… – Дед почесал затылок, вспоминая.
– Видел я твоих оленей… лучше бы не видел. Куда коней дел? И вообще, чего это с тобой, а, Дед? Заболел, спрашиваю?
– Я, сынок, не заболел. Я – устал. На пенсии с этой зимы – о как!
– Ты – где? – мужчина засмеялся, но не получив отклика от старика, с озабоченным видом склонившегося над камином, чтобы пошуршать в дровах кочергой, снова посерьезнел.
– Все. Я в отставке. Хватит с меня ваших этих писем, подарков, гастролей с тройкой по стране и всего такого