лет назад (или уже девять?
Одиннадцать?)
да и Костя для Олега остался тем же
каким был когда-то
они, правда, видели друг друга на экране
но сквозь экран казались друг другу такими же, как были
между тем Олег немного переменился
в Канаде он стал ходить в зал, бегать и всё такое
а Костя перестал выглядеть настолько юным
хотя по-прежнему казался моложе
и теперь у них были дети
и много чего ещё изменилось,
если рассказывать с точки зрения материи
но для них ничего не менялось
и в этом смысле Веро, с которым дела давным- давно обстояли совсем иначе,
нормально вписывался в их компанию
в их кампанию по устранению реальности
почему бы и не быть Веро – таким, каким они его запомнили
с его кудахтаньем и мотанием головой, и с его издёвками
с его озарениями и перескоками с темы
на тему
и невозможными пари, и другими вещами
которые сквозь дымку времени кажутся
не такими резкими
не такими стрёмными
и, главное, то
как смеялся Веро,
будто от чего-то (от всего)
решительно отказываясь
со смехом
так какая разница, что я такое
«есть я или нет»
ничего не изменится, буду ли я в Канаде или там, где сейчас Веро
всё равно то, что на самом деле есть «я»,
единственно ценное, – это мои работы или то, что можно помнить
когда нет этого, то нет и меня,
даже если материя продолжает существовать
и, может быть, это лучше всего – избавиться
от здешних тревог, от вины перед всей материей
от вины, которая сопровождает
человека на всём его пути
и которую он тащит и копит, как мусор,
и нет места, где бы он мог избавиться
или во что-то новое переработать эту тяжесть
вот какая мысль, новая и тёмная,
вставала перед Костей
по мере того как близился день восьмого декабря,
день самоубийства его отца
4
Время подходило к десяти утра. На улице медленно рассветало. Дворник выскребал подворотню, и её своды усиливали лязг железной лопаты.
Когда-то Аня работала в книжном магазине, обязана была являться к девяти тридцати, а ещё раньше – в «Теремке», тогда к без пятнадцати семь. Теперь Аня могла работать лёжа в постели. Работа больше не требовала рано вставать. Иногда можно было и вовсе не вставать: проснулась, достала ноут и работай.
Сегодня Аня правила собственную статью о кантате Иоганна Себастьяна Баха «Гряди, Спаситель народов», написанной, между прочим, на первое воскресенье Адвента. (Между тем как наступило уже второе воскресенье Адвента, в которое в баховском Лейпциге никакой церковной музыки не исполнялось.) Хорал этой кантаты похож на шествие. Представьте себе короля и его вельмож, его двор, который ждёт его выхода, и вот царственная особа является из ворот под специальную музыку, как раз для того написанную. Адвент – время ожидания Иисуса.