между ними четыре пустых бокала.
Таксист крепко взял ее за плечо.
– Пойдемте танцевать, – закричала она весело, выныривая из своего страха.
Даже в темноте было видно, как бледна Тата, теперь все ее движения безжизненные, так у куклы кончается завод. Таксист, немного покрутив кулачками и пару раз стукнувшись с Важенкой бедром, улетел за машиной, сказав что-то напоследок Толику. Важенка безоблачно всем улыбалась, судорожно прикидывая, сколько человек осталось в баре, где номерки, как им бежать и станет ли кто-нибудь помогать им в этом.
Толик теперь не спускал с нее глаз. Видимо, понимал, кто может оставить его без сладкого.
– Это от гардероба, и сумка моя, – Важенка под столом положила Тате на колени сумку и вложила ей в ладонь номерок, спокойно улыбаясь. – Беги вниз, как только я подойду сейчас к этому, все получи и жди на улице. Только таксисту на глаза не попадись. Быстрее.
Важенка неторопливо пошла к стойке, где Толик брал себе последний коньяк, все время оглядываясь на нее. Оставшиеся человек восемь скандировали бармену – еще, еще! Тот скрестил руки в воздухе – все, дорогие, аллес. Важенка щебетала с Толиком – на посошок? а чем КВ от пяти звездочек отличается? – заметив краем глаза, что Тате удалось ускользнуть с сумками.
– А где Наташа? – спохватился он минуты через три.
– В туалете, – с веселым удивлением выпалила Важенка. – Дай сигарету, пожалуйста.
Толик протянул ей пачку, щелкнул зажигалкой.
– Чё-то долго она.
Важенка, сделав затяжку, вытаращила глаза и выдохнула дым:
– Ага, чего-то долго. Подержи-ка, проверю, – сунула сигарету в руки Толику.
Он послушно взял, смотрел ей вслед немного растерянно.
Ну не мог он не взять, когда вот так мило – подержи, пожалуйста. Почти целая, зажженная сигарета – верный залог того, что хозяйка ее непременно возвратится, ведь только прикурила.
А хозяйка летела через две ступеньки по железной лестнице, и сердце ее колотилось в горле. На улице, выхватив пальто из Татиных рук, крикнула “бежим”, и они припустили во дворы от ярко освещенной улицы Володарского.
Теперь ветер в лицо. Резал бритвой, но жаркий ужас погони отменял его злость – мы птицы! Смешно невозможно, лицо Толика с сигаретой, умру сейчас.
В каком-то дворике, забившись за гараж, отдышались, отсмеялись. Ветра здесь немного, и всё потише, черный клен ронял неторопливые листья, и, падая, они трепетали, дрожали под маслянистым фонарным светом, лимонные с зеленью, охряные в кровавых прожилках. Внизу сквозь их звездчатый ковер жирно поблескивал асфальт. Запах дыма в морозном позднем вечере.
Стукнула балконная дверь, кто-то, откашлявшись, закурил прямо над ними, сплюнул мирно.
– Пойдем уже, – Тата опасливо задрала голову.
Глаза Важенки вспыхнули вдруг в фонарном луче, схватила подругу за рукав:
– Знаешь, зачем нам сумка Спицы, ну, старая та! Мы набьем ее в следующий раз газетами