же новые идеи и наблюдения жадно врывались в распахнутые двери его сознания.
Созерцая на улицах толпы, Меф внезапно понял, что темп жизни в городах такой сумасшедший, а поток людей, с которыми приходится общаться, такой бешеный, что у большинства зачастую нет ни времени, ни желания разбираться друг в друге. Чаще всего знакомым выставляются быстрые и неглубокие оценки – «отл.», «норм.», «удовл.» Или фразы-пометки: «отличный парень», «оп, загрузон!», «не держит слова». Пометки и оценки определяют интонации голоса и наши поступки. И точно так же, как судим мы, так судят и нас. Смешно и глупо.
На плече у Мефа болтался временно унаследованный Депресняк. В отличие от Дафны, Меф разрешал коту все: влипать в драки, нырять в мусорные контейнеры, воровать из ресторанчиков рыбу. В первые дни кот отрывался по полной, однако уже на третьи сутки вид у него был порядком озадаченный. Кот насытился вседозволенностью, обожрался, заскучал и теперь мало-помалу врубал заднюю передачу. Меф пытался разговаривать с ним, однако Депресняк лишь щурился и скрипел, как ржавая дверь, которую пытаются отжать ломом.
– Никакой в тебе нежности, старая развалина! Вор ты и жулик! Даже в Эдем тебя не взяли! Видно, Дафне сейчас не до тебя!.. И не до меня! – ворчал Меф.
Ругая Депресняка, Меф машинально поймал себя на том, что чешет его подбородок.
Ему невольно вспомнилось рассуждение Дафны, что люди делятся на тех, кто больше любит живое, и на тех, кто предпочитает неживое. Живое – это всяческое зверье, деревья, туристические походы, общение, гитара, изгрызенные щенком ботинки, семечко лимона, на авось засунутое в первый попавшийся горшок. Неживое – вещи, предметы, музейный порядок в квартире, коллекционирование и прочее из этого ряда. Чимоданов, например, больше любит неживое, а Мошкин живое. Встречаются, конечно, и смешанные типы, но главным может быть только одно.
«А Ната?» – спросил, помнится, Меф, когда Дафна впервые привела ему эту классификацию.
«Вихрова любит саму себя, а это уже в отдельную коробочку», – отвечала Дафна.
Город, по которому блуждали Мефодий с Депресняком, был огромен, но как всегда бывает в больших городах, люди не замечали друг друга и шли, как заведенные роботы, не поднимая глаз и не глядя по сторонам.
Раза три Меф заходил к Эде в его подвальчик под синим козырьком. Ему было известно, что его дядя говорлив как попугайчик и способен растопить своей болтовней даже застрявшую в морозильной камере Снегурочку. Вот только найти Эдю без предварительного звонка оказалось нелегко. В первый раз Меф его не застал: смена оказалась другая. В следующий раз смена была та, но Эдя с кем-то поменялся. Он вечно комбинировал на тему, что бы такое сделать, чтобы больше ничего не делать.
И лишь в последний раз встреча двух Хавронов (один из которых был Хавроном на четверть и хитро прикрывался новгородской фамилией) состоялась.
Эдя не удивился визиту племянника. Для удивления у него было слишком скользящее и вспыхивающе-дробное мышление, которое захватывало детали,