хор.
Стеша любила русскую песню, и, сама того не замечая, начала потихоньку подпевать. Песня закончилась. Ведущая объявила «лучину». Струнный оркестр начал играть вступление. Мелодия лилась нежным, омывающим душу ручейком. Ветер за окном свистел в такт музыке, как будто кто – то наверху выдувал его по нотам. Так хорошо и умиротворённо Стеша не чувствовала себя с тех времён, когда была жива её бабушка. В это время на улице залаяли собаки. Их Шарик буквально выходил из себя. Всех соседей он знал хорошо, и лаял на них беззлобно, чисто для порядка. Значит, мимо двора прошел кто – то чужой.
Стеша не боялась оставаться дома одна. Воровать у них нечего, а обидеть её мог скорее свой собственный муж, чем кто – то из соседей. Она с самого детства жила спокойной, размеренной жизнью, и никак не могла привыкнуть к шебутному характеру своего мужа. Его шутки, поначалу казавшиеся весёлыми и остроумными, давно уже приелись и вместо веселья вызывали раздражение. А бесконечные рассказы о количестве выпитого, и о том, кто в какую историю после этого выпитого влип, казались ущербными. Попытки приобщить его к тому, что любила она сама – чтению книг и стихов, заканчивались ничем. Он либо тут же засыпал, либо снова переводил разговор на свою излюбленную тему.
Часто, рассказывая о своём очередном приключении, Митяй ловил на себе её недоумённый взгляд. Тогда он замолкал, и, сплюнув, выскакивал покурить, а то и вовсе уходил на всю ночь к своим дружкам – собутыльникам. Там его принимали и уважали таким, каким он был, и не собирались перевоспитывать. Поначалу Стеша его догоняла и пыталась помириться, но постепенно поняла, что чем больше его уговаривать, тем сильнее возрастает в нём желание покуражиться. Их разборки, зачастую сопровождавшиеся рукоприкладством, затягивались до самого утра. Потом Митяй укладывался спать, а измученная и опустошенная Стеша уходила на работу.
Теперь отсутствие мужа её уже не волновало. Она предпочитала коротать вечера в одиночестве, за книгой или перед телевизором. Стеша добавила звук, чтобы собачий брех не мешал слушать любимую песню, и включилась в неё сама.
– То не ветер в поле воет, не дубравушка шумит…
В сенях хлопнула дверь. Но она так увлеклась пением, что не обратила на стук никакого внимания.
– То моё, моё сердечко стонет, как осенний лист, дрожит…
Комнатная дверь широко распахнулась, и в неё ввалился Митяй, едва державшийся на ногах. Прямо с порога начал цеплять Стешу.
– Опять воешь… Как же ты достала со своим нытьём, сил моих больше нет. И что ж тебя волки – то не сожрали? А потому не сожрали, что не захотели. Слышь, Стешка, страхота ты моя писаная, на тебя даже волки не позарились. В тебе ведь и жрать – то нечего, как говорится, ни спереди, ни сзади, одни мослы и больше ничего.
Хорошего настроения как не бывало. Стеша молча встала и начала стелить постель.
– А разговаривать с простыми смертными нам не почину? – с издёвкой продолжил Митяй, швыряя на стол смятую газету, – ну да, куда