им бы вообще цены не было. Три десятка беглецов из воюющей одновременно против Наполеона и германских княжеств Австрии изъяснялись на каком-то странном наречии немецкого языка, и Юрий Михайлович, любивший коротать время за перечитыванием глубоких размышлений господина Канта в подлиннике, понимал их с трудом. Но работали так, что аж спины от натуги трещали. Настолько изголодались по земле в своих игрушечных Европах? Наверное, так. Ничего, за десять лет, положенных на кандидатство в российские подданные, и человеческой речи научатся, и заслужат право служить в армии. Пусть право не для себя, для детей, но все же…
– Проводите меня, отец Михаил? Здесь и без вас прекрасно справятся.
Священник оглянулся – церковный староста с помощью звонаря утаскивал накрытый кумачом стол в сторожку, а дьячок унес графин, по пути принюхиваясь к его содержимому. Неужто не верит, что там налита обыкновенная колодезная вода? Вот же свинья, прости господи.
– Наливочка с прошлого года осталась замечательная, – продолжал уговаривать Федяков. – Нынче удастся ли такая?
– На грех подбиваете? Впрочем, ради вишневой наливки можно и согрешить. Сами делаете, насколько помню?
– Кому еще сие благородное дело доверить? Так что, идете?
Дорога домой показалась засидевшемуся в гостях до поздней ночи отцу Михаилу в два раза длинней. Коварна вишневка у Юрия Сергеевича – в голове чисто, пусто и ясно, мысли исключительно о высоком и светлом, а ноги идти отказываются. Нет, конечно же, они не выписывают замысловатые кренделя на радость и потеху шепчущейся в зарослях еще не зацветшей черемухи молодежи, но не хотят шагать твердо, и все тут. Мягкие какие-то стали – того гляди, вывернутся коленками назад, и поскачешь кузнечиком-стрекозой. Или заморским зверем кенгурой, что привез из кругосветного плавания капитан третьего ранга Лисянский. В газетах еще рисунок был, разве не видели?
Но наливка того стоит. И не зря Юрий Сергеевич платит в казну налогу по полтине с каждого ведра – разве приятственность для души и усладу для чувств можно измерять деньгами? В старые-то времена…
Что было в старые времена и каким образом они соотносятся с вишневкой отставного лейтенанта Федякова, отец Михаил додумать не успел – мерзкая маленькая собачонка, какими, собственно, и бывают все мелкие собаки, с заливистым лаем выскочила из чьего-то палисадника и попыталась вцепиться в ногу. Получив пинка, злобное чудовище с жалобным визгом укатилось в темноту, но, справившись с потрясением и ведомая природной вздорностью характера, повторила атаку. Еще удар, попавший точно под нижнюю челюсть, и шавка опять улетела, захлебнувшись ненавистью ко всему миру.
– Вот же бляжий зверь… – пробормотал батюшка, нащупывая на дороге подходящий камень. – Вот я тебе!
Подвело угощение господина Федякова, как есть подвело. Не в том смысле, что его самого, а вот отца Михаила…
Звон дорогущего, с завода братьев Нобелей, стекла привел батюшку в некоторое смущение. Как и раздавшийся следом испуганный визг.
– Стой! – заорал кто-то в темноте, и в небо ударил