хмельные напитки. Сама она до этого пила лишь сидр и изредка сладкое вино с пряностями, которым угощал ее Гийом. Мысль о теплом пряном вине сейчас и вовсе вдохновляла – каменные стены и темные своды погреба были холодными и, похоже, сырыми.
– Тут холодно, – жалобно проговорила Элиза, намекая, что хотела бы поскорее уйти отсюда.
– Ничего, сейчас от вина согреемся, – отмахнулся граф, присматриваясь к нескольким пыльным бутылкам, стоящим на не менее пыльном бочонке.
– Не думаю, что настолько согреюсь, – страдальчески протянула Элиза. – Давай возьмем вино, если ты так этого хочешь, и поскорее уйдем.
Она не стала напоминать ему, насколько неуютно чувствует себя в таком большом каменном доме.
Несколько раз обернувшись и заметив, наконец, что Элиза начинает стучать зубами от холода, Гийом, устало вздохнув, приблизился к ней, снял свой украшенный серебряной вышивкой плащ, протянул ей, а сам остался в рубахе.
– Держи и не пищи, как цыпленок. И не торопи попусту. Лучше зажги остальные факелы, а то с одним тут темно.
Элиза спросила, не замерзнет ли он сам, но он лишь небрежно отмахнулся.
Пока она, привстав на цыпочки, чтобы дотянуться, зажигала несколько факелов одним горящим, Гийом выбрал два бочонка и начал вскрывать их охотничьим ножом.
– Вот, – он протянул Элизе один из них. – Угощайся. Наше сиятельство сегодня очень щедрое.
Он манерно поклонился, невольно заставив Элизу хихикнуть. Открыв второй маленький бочонок, Гийом замер напротив своей гостьи.
– Твое здоровье, ведьма! – произнес он. Это слово, которого побаивались простые селяне, слетало с его губ без опаски, без неприязни, без стеснения. Гийом де’Кантелё словно сделал это слово какой-то особенной, лишь одному ему понятной игрой, в которую втягивал Элизу, и она просто не могла не поддержать ее.
– Ваше здоровье, милорд, – ухмыльнулась она в ответ.
Они шумно соприкоснулись бочонками, которые им приходилось удерживать обеими руками, и сделали по внушительному глотку.
Каменные своды покачивались перед глазами, а пятнышки факелов теряли ясность, двигаясь и расплываясь. Чтобы удержать равновесие, Гийом и Элиза то цеплялись друг за друга, обнимаясь, то приваливались к стене, но та была холодной, и они, досадливо шипя, отскакивали от нее и тут же начинали пьяно смеяться над этой неудачей, снова обнимаясь.
– Когда Кантелё станет моим, – юный граф мечтательно прикрыл глаза и уткнулся носом в плечо Элизе, но тут же вновь поднял голову, – я построю еще несколько мельниц! Хочу, чтобы наши ремесленники… знаешь, чтобы ткачи плели не просто одноцветное полотно. Хочу, чтобы они делали… представляешь, узоры, как… а еще перестрою деревню, чтобы улицы проходили не под… углом, а прямо! – Отстранившись от обнимавшей его Элизы, он стал показывать руками, какой угол имел в виду. – Так будет удобнее ездить повозкам, и проще будет вести торг на площади в деревне… потому что…
Элиза внимательно слушала, пытаясь вникнуть, но разум так и норовил