в Москву, называется. – процедил старик. – Ты что. Киркоров?
– Я Вилкин. – попробовал затвердеть внук.
– Какой ты, Вилкин….Москва сука. Что я теперь бабке скажу? Позор на всю Фабрику. Что молчишь? Про операцию зачем врал?
– Я не врал.
Внук опустил глаза, а вслед за ним и старик посмотрел на кружевные проклятущие трусы. С трудом, никак это не влазило в голову, но догадался. И пояс холода Оймякон образовался внизу его живота, как только он представил…
– Слоника захотела аннигилировать, девушка с пониженной социальной ответственностью? – в общих чертах именно это спросил дед Вилкин.
– Возможность писать сидя – мое неотъемлемое гражданское право, дарованное мне конституцией Российской Федерации. – в общих чертах именно это ответил внук.
Пока дед Вилкин переваривал столь неожиданное заявление, внук или то что от него осталось, добавил. И смотрел он при этом прямо в глаза старику.
– Я до этого и не жил вовсе.
– Про себя все…А мне теперь как…– дед Вилкин взвел курок. – Как мне теперь…После этого.
Внук закрыл глаза и приготовился. Дед Вилкин Шекспира не читал, он читал Комсомолку-толстушку и инструкции для лекарств. Был вполне себе продвинутым дедом, а не унылым и модным начетчиком от литературы. Вместо того чтобы потрясать воображение читателя душещипательным монологом о суете сует на завтрак, ужин и обед, дед Вилкин вжал посильней резиновую нашлепку ружейного приклада в плечо. Звонкая, ломящая уши, тишина. Как тисками сжимала она голову в коротких малиновых косичках. Внук не выдержал.
– Стреляй уже. Чего ждешь?
– Здесь останешься. Мы тебя вылечим. –крикнул дед.
– Нет.
– В дурку сдам.
– Это не болезнь, дед.
– А что это?
– Я. – просто ответил внук и улыбнулся. Просто и ясно. Так он улыбался в детстве, когда вскрывались его шалости. Ни дед, ни внук от своего никогда не отказывались. Старик завыл. Негромко, протяжно и жалобно. Он поднял руку к лицу и протер глаза. Второй раз в жизни. Выстрелил быстро. Сухой щелчок. Внук глубоко вздохнул, а дед Вилкин бросил ему ружье. Сказал в общих чертах.
– На слоника…
– Спасибо, дед.
– Лучше бы ты сам аннигилировался, мужчина нетрадиционной ориентации и вообще плохой человек. – сказал дед Вилкин и вышел в спальню. Он оставался там все время, пока не услышал звук отъезжающего такси…
ПЫСЫ.
– А знаешь что, Ёптель? – сказал дед Вилкин, когда опомнился и перестал тыкать своим фамильным тотемом в венгерскую иссеченную рюмку. – Я рыба. Селёдка мутноглазая. И главное. – Вилкин пододвинулся ближе. – Друг мой Ёптель. Ты какие патроны мне дал?
– Какие-то финские. Генка мой приволок. А что?
– Ничего. Хорошие патроны, но на лося не очень. Медленно соображают…
Выборы в Деникин-Чапаевске
(в этюдах, списанных с натуры)
Этюд № 1.
Видеоконференция подходила