не трусь, я не буду расспрашивать. Хотя глаза твои сделались живые, зеленые… И очень хитрые… Да не бойся! Знаешь, я правда рад знакомству. Я-то думал, ты… Ох. А ты – правда чудо!
– …Я – «чудо»?
Артем кивнул:
– Да. И давай-ка договоримся: раз мы видим друг в друге правду, так никогда не будем ни обманывать, ни притворяться, ни даже хитрить, вот как ты только что, да?
Вот кому рассказать бы про Юма. Нельзя. Никогда. Никому. Юм так велел. Так, не реветь. Страшно как. Не из-за Артема, Артем не страшный, а добрый. Но Юм – это тайна. Чтоб спрятаться в самом себе, он присел распутывать шнурки, потом, жмурясь, чтоб не плакать, встал в жаркий поток воздуха. Артем встал, подошел и снова присел перед ним:
– Ты ведь хочешь такой договор про правду, да?
Слезы тут же вылились. Как из переполненной чашки. Только не выть. Артем мягко подхватил на руки:
– Ты скрытный, да? Давай так, мой маленький, я ведь тебе тоже не собираюсь вываливать все тайны моей жизни. Если считаешь, что нужно что-то скрывать – скрывай… Ох, Дайка, ты весь мокрый, как лягушка, – Артем поставил на ноги и вдруг вытряхнул его из праздничного платья: – Так быстрее высохнешь.
Он с платьем что-то сделал и вдруг встряхнул уже сухое, потом махнул рукой на башмаки, и даже лужа, пахнув паром, вокруг них, высушенных, исчезла. Провел ладонью по своей груди и плечу, и мокрое пятно на его рубашке тут же посветлело, высохло. Слезы Дая тоже высохли. Как Артем все это делает? Правда: волшебник.
В потоке жаркого сухого воздуха сам он весь согрелся, и высохли футболка и штаны. Он еще погрел ладошки. Как вести себя с этим Артемом? Он похож на Юма… В самом деле похож. Даже говорит с такими же интонациями. Значит, не чужой? Как же быть? А этот договор про правду – зачем? Ведь все равно прогонит. Кто он – и кто Дай… Да. Вот почему страшно: Артем хороший и похож на Юма, но он отправит обратно в школу. С ним нельзя остаться. Зачем ему такая головная боль, как Дай. Так, не реветь. Он на белом свете нужен только Юму. Больше никому.
И все.
Глупо было с Артемом так разговаривать. Еще глупее надеяться… На что? На то, что внимание царя Венка к нему – больше, чем просто работа? Наверно, он будет решать, куда теперь его деть со всеми двойками и побегами. Все. А Юм тут не при чем. Ну… Пусть. Все равно надо говорить Артему правду. Надо говорить с ним. Надо говорить. Надо:
– …Извините…
– Слушай, малыш, ну нельзя так мучиться. И еще нам всем тут побеги твои надоели, – Артем отдал ему платье. – Что с тобой делать?
– Ничего не делать. Я ведь сам ни с кем не хочу дружить понарошку. Я сам стараюсь, чтоб большие не говорили со мной больше необходимого. Я сам делаю так, чтоб им было противно. Чтоб не подходили.
– Ага. И как это?
– Это легко, – махнул рукой Дай. – Грязная рубашка, взгляд тупицы. И у меня обычно тяжело на душе – это людей отталкивает.
– Почему тяжело?
– Какая разница, – Дай скомкал и стиснул платье. – Очень вас прошу, скажите, пожалуйста, что вам от меня