– ещё одного верного друга, лежащего рядом.
– Козёл, – убеждённо сказал Бобриков, чтобы получить хотя бы такую сатисфакцию за экспроприированный бинокль.
– От козла слышу, – немедленно с не меньшим убеждением парировал Кушаков, не отрывая бинокля от глаз и поворачиваясь набок, спиной к другу и лицом в сторону тыла, чтобы ради интереса посмотреть, как видно окрестности, а не только ночной небосвод.
Бобриков вдруг почувствовал, как напряглась спина товарища, и услышал его бормотание:
– Чё это? Слышь, Бобрик, опóзеры по-тихому ломятся, человек сорок. Метров двести отсюда.
– Да пошёл ты, – беспечно хмыкнул Бобриков. – Опять обкурился, нарк позорный.
Последнюю фразу он произнёс обличительным тоном, словно сам пятнадцать минут назад блаженно не втягивал горький дым.
– Я тебе в натуре говорю! – горячечно зашептал Кушаков, держа левой рукой бинокль у глаз, а правой нашаривая свой автомат.
– Кушак, ты совсем уже плохой стал, завязывай с дурью, – поучительно произнёс Бобриков. – Фронт у тебя за спиной, ты в тыл смотришь, башку включи. Как опозеры могут оказаться у нас в тылу?
Но Кушаков не слушал, активно толкая друга задницей, удобнее устраиваясь для стрельбы.
Его автомат заработал одновременно с тугими хлопками двух миномётов «Поднос», открывших огонь со своих позиций, и пулемётной очередью, трассерами обозначившей местонахождение врага, по которому вся подскочившая по тревоге рота устроила бешеную пальбу.
Мины понеслись в сторону неизвестной группы, воя над головами, заставляя в страхе вжаться в землю, залезть в любую щель, превратиться в молекулу, в которую не сможет попасть ни один из осколков, сотнями разлетающихся во все стороны, кого-то безжалостно поражая, вырывая из глоток вопли боли. Раненые с криками катались по земле, бухали взрывы, а новые мины всё летели и летели, дико воя, лишая воли и разума попавших под обстрел.
И всё же с их стороны зло заработали автоматы и два пулемёта, свинцовый шквал устремился в сторону федеров, отвечающих плотным ответным автоматным и пулемётным огнём. Темнота расцвела сполохами взрывов, ночная тишина раскололась грохотом внезапного ближнего боя.
Остатки группы, залегая, вновь поднимаясь, быстрыми короткими перебежками понеслись к лесному массиву, стреляя на ходу. У самого леса напоролись на противопехотные мины, уставленные федерами совсем недавно и сразу пригодившиеся.
Федералы скорректировали огонь, и страшно воющие мины продолжали безжалостно накрывать оставшихся оппозиционеров.
К разрывам миномётных добавились взрывы противопехотных мин. Они подбрасывали тела, отрывали нижние конечности, нашпиговывали осколками пах и животы. Орали раненые, ухали взрывы, грохотали пулемётные и автоматные очереди…
Ночь опять выдалась лунная с невообразимым количеством звёзд на тёмном небосводе. В такую погоду хорошо признаваться в любви.
Но шла война…
– Командир, видишь двух клоунов? – поинтересовался старший лейтенант