месяца?..
Ханна-Лора кивнула:
– Ну да, примерно. Впервые я о ней от тебя услышала в начале октября.
– В городе, который знаю, как собственные ладони! – подхватила Кара. – И не встретила до сих пор. Я ей даже записку оставила в кофейне, где она иногда сидит. Нет, ну а что было делать? Не караулить же там круглосуточно. По словам хозяев, она к ним примерно с сентября заходит то раз, то дважды в неделю, то вообще чуть ли не каждый день. Обычно просто пьет кофе, но пару раз задерживалась надолго, гадала всем желающим по Книге Перемен. Кто такая, откуда, никто понятия не имеет; то есть я пока не нашла никого, кто был бы с нею не шапочно, а более-менее близко знаком. Известно только имя – Сабина. По крайней мере, так она представляется, если спросить. Хозяин кофейни уверен, она художница. Эдо, кстати, то же самое говорил, но подозреваю, они оба так решили только потому, что у нее волосы покрашены в радугу и куртка краской заляпана; мужики, что они вообще понимают! Разноцветные пятна краски сейчас часто – просто декоративный элемент. По поводу возраста все путаются в показаниях, дают ей от тридцати до пятидесяти; ну, это нормально, люди Другой Стороны чужой возраст обычно плохо распознают. Выглядит загорелой, словно каждый день часами на пляже валяется; но может, просто кожа смуглая, как у меня и других потомственных северян? Говорит на нескольких языках, включая литовский, русский и польский, причем хорошо говорит, без акцента, во время гадания сложные вещи легко объясняет, но иногда не понимает простейших фраз. В общем, странная девочка, все, как мы любим. Но она не спешит устремиться навстречу нашей любви! Ты меня знаешь, я обычно везучая. Но только не с ней. Решила, ладно, оставлю записку, может согласится мне погадать. Написала что-то вроде: «У меня сейчас сложный период в жизни, друзья рассказали, как вы гадаете, мечтаю встретиться, буду благодарна», – и номер телефона.
– Не позвонила, конечно? – усмехнулась Ханна-Лора.
– Конечно. Зато написала ответ. И это, моя дорогая, натурально контрольный выстрел. Вот, полюбуйся, какая красота.
Кара достала из внутреннего кармана пальто бумажник, а из него – салфетку, на которой было написано по-русски, но почему-то латиницей: «Vam ne nado. Vy sami sebe Kanon Peremen», – и нарисовано несколько изящных закорючек. С точки зрения любого непосвященного – просто узор. Но если знать Старый Жреческий, вполне можно распознать в этом узоре фразу «Ищущий да не обретет», своего рода защитное заклинание, которое вырезали на подошвах ботинок, когда хотели уйти от погони или просто бесследно пропасть.
– Ого! – присвистнула Ханна-Лора.
– Вот именно.
– Считай, чистосердечное признание. Наша девочка. С Этой Стороны.
– Эдо говорил, она ему в Берлине гадала, – заметила Кара. – А теперь объявилась здесь. Значит, уехала за пределы Граничного города, откуда бы изначально ни была. И память утратила. Но Старый Жреческий, получается, помнит. Не только приветствие, которое Эдо от нее услышал, но и настоящие рабочие формулы. Ну и дела.
– В этом