что именно этого в здравом (здесь нужен закадровый смех) уме хочешь именно ты. Наконец сказал себе: ладно, это дело и правда надо отметить – там, где… В общем, на том мосту.
Подумал: боже, как же лень переодеваться! С другой стороны, кто там ночью будет разглядывать, в каком я вышел свитере и штанах.
Остался в домашней одежде, только накинул теплую куртку, ту самую, которую купил год назад, когда прилетел сюда из Берлина. Здесь такие суровые ноябри, что после них любая зима покажется чуть ли не солнечным маем. Вот и сейчас температура на улице формально выше нуля, но с таким ледяным ветрищем ощущается как лютый мороз. Обмотал шею домашним шарфом из шерсти ушайских коз, которая даже от морского зимнего ветра спасает. Впрочем, иногда здешний ветер и есть наш морской. Гуляет между мирами, что те контрабандисты, спасу от него нет, вот кого надо ловить Граничной полиции и штрафовать безжалостно за издевательство над ни в чем не повинными жителями Другой Стороны, – весело думал Эдо, запирая дверь старым латунным ключом. Посмотрел на экран телефона: десять минут до полуночи. Ровно год назад в это время я ворочался с боку на бок, усталый, продрогший после целого дня беготни, сбитый с толку, беспричинно счастливый. Еще не знал, что завтра вечером окажусь дома. И о том, что такое в моем случае «дома», я тогда тоже ничего не знал.
Шел к реке кратчайшим маршрутом, очень быстро, почти бежал. Не потому, что спешил, просто музыка в плеере подгоняла. Ни в одной из своих жизней не умел танцевать. Не сложилось, не выпало повода научиться; наверное зря, потому что ему всегда нравилось не просто слушать музыку, а ее слушаться, двигаться в заданном темпе и ритме, как она велит. Днем, когда на улицах полно народу, сдерживался, конечно, только слегка ускорял или замедлял шаг. Но ночью-то можно дать себе волю, прыгать, вертеться, бежать.
Вот и сейчас мчался вприпрыжку, причем иногда – вслепую, закрыв глаза. Это, на самом деле, редкое удовольствие – зажмурившись, нестись по совершенно пустой улице, время от времени бросать быстрый взгляд на дорогу, проверять, не отклонился ли от заранее намеченной траектории, не занесло ли куда-нибудь вбок, не появилось ли посреди тротуара какое-нибудь нежелательное препятствие, вносить необходимые коррективы и снова закрывать глаза. Через несколько минут такой прогулки окончательно перестаешь понимать, как работает твое зрение, что ты видишь, что ощущаешь каким-то тайным локатором, а что просто случайно угадываешь, где ты, кто ты, какого черта, что за дела. Это добровольное кратковременное непонимание каким-то образом уравновешивало вынужденное фундаментальное, на которое он был обречен обстоятельствами: мне легко, я в игре, все – игра. Когда пытаешься объяснять, звучит не особенно убедительно, но пока не объясняешь, а просто чувствуешь то, что чувствуешь, ты играешь, тебе интересно, ты счастлив – чего же еще.
Обычно путь от дома к реке занимал минут двадцать пять, но сегодня плеер так удачно его подгонял, что всего за четверть часа