Музыкой можно многое выразить.
Девушку позвал кто-то, и она ушла. Никита играл что-то тихо, а Лиза стояла и смотрела на него совершенно другими глазами. Он был по-прежнему хорош, когда рассказывал что-то, но она знала, что истории его повторяются, и его оживление какое-то искусственное, и на фортепьяно он умеет играть лишь несколько мелодий, она все их слышала не раз. И стихи цитирует он одни и те же, и рисует… в общем, так себе. И весь он какой-то слишком легкий, поверхностный. И нет у него внутри никакого своего особого мира, все это ей только кажется.
Он поднял голову и улыбнулся ей, и Лиза выбросила из головы все здравые мысли. Все же ей было с ним хорошо.
А через некоторое время его уволили с работы.
Никита проснулся внезапно, как от толчка, сел в кровати. Сердце билось, как птица в клетке, в горле пересохло. Перед глазами еще теснились смутные обрывки сна.
В окнах была промозглая осенняя тьма. Он взглянул на часы – начало восьмого, до рассвета еще далеко…
Встал, выпил воды из кружки, что стояла тут же, на стуле возле кровати, хотел снова лечь и вдруг услышал в глубине дома странные звуки. Какой-то приглушенный скрежет, как будто что-то пилили ржавой затупленной пилой.
Теперь он понял, что именно эти звуки его и разбудили.
Никита испугался. Наверное, воры или бомжи ломают входную дверь, чтобы забраться в дом… А у него нет даже оружия, чтобы пригрозить им. Ни пистолета, ни охотничьего ружья, ни ножа, ни топора под рукой. Топор валялся где-то в сарае, были там и дрова, но Никита ленился топить печь, уж больно много хлопот.
Он привычно пожалел о том, что ввязался в эту авантюру, согласился поселиться в чужом загородном доме.
В первый момент это показалось ему прекрасным выходом – не нужно думать о жилье и работе, можно прийти в себя, собраться с мыслями, продумать линию поведения.
В глубине души он надеялся, что жена одумается, приедет к нему и будет уговаривать вернуться, начать все сначала…
Но она не приехала.
Она даже ни разу не позвонила. Видимо, не могла нарадоваться, что наконец избавилась от него.
Он вспомнил ее холодные слова, сказанные спокойно, без крика и накала, она вообще была женщиной выдержанной, никогда не срывалась по пустякам.
«Ты мне надоел своей пустой трескотней, – сказала она, – своим ничем не поддержанным самомнением, своей болтовней на отвлеченные темы. За всю жизнь я не слышала от тебя ничего дельного. Я понимаю, по-настоящему умных людей в мире не так уж много, с моей стороны было бы наивно надеяться, что мне достанется умный муж. Но если бы ты хоть что-нибудь умел делать по-настоящему! Я больше не могу, – завершила она, – давай расстанемся, ты будешь соблазнять молоденьких дурочек, возможно, они не сразу тебя разглядят…»
Он тогда ужасно обиделся, назвал жену предательницей, подколодной змеей и подлой тварью. Он упрекал ее в том, что она нарочно выбрала такой момент, когда у него трудный период, чтобы окончательно его добить.
Жена