в государственном преступлении, но только на сутки! А если за столь ограниченное время вина не будет доказана и Катилину отпустят, уголовное дело возбудят уже против Цицерона.
Да, он вызовет Катилину в Сенат, где неожиданно для него устроит досудебный процесс – закон позволяет! Подозреваемый будет вынужден защищаться от обвинения, отвечать на вопросы – тогда он и проявит себя. И хотя среди сенаторов у Катилины немало друзей, возможно, и сообщников, оправдаться ему будет нелегко.
Пользуясь замешательством Катилины после первого вопроса, Цицерон обрушился на него с тяжкими обвинениями. Не подбирал выражения, наоборот, создав впечатление, что знает о заговоре много, по ходу усилил натиск. Можно было подумать, будто остальные заговорщики схвачены и уже дают показания против главаря:
– Луций Сергий Катилина, твои тайные замыслы раскрыты! Твои люди, посаженные нами на цепь, предали тебя, признались, что ты организатор заговора. А пока расскажи, зачем так поступил с нами, что делал прошлой ночью и накануне. Кого ещё призывал к мятежу и убийствам мирных граждан? Говори, а мы послушаем, не вводишь ли в заблуждение, поскольку нам и так всё известно! Где предел необузданных дерзостей твоих?! Говори, не злоупотребляй нашим терпеньем!
Цицерон видел сенаторов, по их лицам было заметно, что они сильно удивились и теперь замерли в ожидании услышать страшное обвинение. Некоторые растерялись, не понимая, как поступить дальше. В глазах Катилины отразился ужас; по бледному лицу текли ручьи пота…
– О времена, о нравы! – воскликнул Цицерон, артистично воздевая вверх руки. – Сенат и консул знают о заговорщиках и главаре мятежа, а главарь до сих пор не арестован, не осужден и, главное, ещё жив! Мало того, он, как ни в чём не бывало, продолжал являться в Сенат, участвовать в обсуждении важных государственных дел, а сам тайно замышлял предать смерти тех из нас, кого считает неугодным для своего чудовищного замысла – разрушения республики! А мы сидели рядом с ним спокойно, воображали, что всё делали для спасения государства!
Цицерон возвысил голос до такой степени, что лица сенаторов, кто ещё сомневался, посерьёзнели:
– И вы, сенаторы, и я, ваш консул, не предпринимаем ничего, чтобы обезопасить республику от гибели, уготованной Катилиной с заговорщиками. Спасти Рим, римский народ и себя самих от заговорщиков-убийц! Это случится, если мы не осудим преступных действий Катилины, если уклонимся от наказания за покушения на нашу свободу!
Цицерон перевёл дух и, не снижая накала, решительно заявил:
– Сенат и консулы способны укротить вредного для государства гражданина. Мы намерены, Катилина, отправить тебя на смерть, обратить твою голову на гибель.
До того момента Катилина ещё надеялся на то, что слова консула не предназначены лично ему, что это фарс, выпад политического противника, что всё обойдётся, поскольку у Цицерона нет доказательств. Но консул, словно издеваясь над