бестолочь…
Он же глядя на неё, испытывал сейчас двойственное чувство, с одной стороны, он хотел, чтобы она, как можно быстрее ушла, потому что его по неизвестной причине беспокоил взгляд её светлых, каких-то беззащитных глаз за очками. А с другой стороны, ему было невыносимо от мысли, что сейчас дверь за ней закроется. И вот это обстоятельство отчего-то настораживало ещё больше.
Договорились встретиться через три дня, то есть в день отъезда Артура. Расставались уже, как добрые знакомые. Перед тем, как ей уйти, он вдруг неожиданно даже для самого себя, решил уточнить:
– Скажите, а ваше полное имя Серафима? Она удивлённо вскинула на него свои глаза, цвета сильно разбавленной, бледно-голубой акварели:
– Ну конечно, вы же видели мой паспорт… Теперь смутился он и привыкая к новому для себя состоянию, неуверенно улыбнулся:
– Честно говоря, я не вчитывался, посмотрел машинально…
– Серафима, шестикрылый серафим, – он обрадовался и как-то внутренне успокоился, – У вас удивительное имя, необыкновенное, вы это знаете? Она пожала плечами, – Не знаю, многим оно кажется несколько… устаревшим…
– Только тем, кто ничего не понимает…
В ту ночь, как минимум, два человека в разных концах города спали не слишком хорошо. Сима лежала на спине и сухими глазами смотрела в потолок:
– Самодовольный и бесконечно уверенный в себе тип, – размышляла она, – было бы из-за кого страдать бессонницей, – за смазливой внешностью ровно ничего нет, – почему-то ей стало себя очень жаль, – да он и не заметил меня вовсе… Хотя рассматривал довольно бесцеремонно… Я для него всего лишь очередной, обслуживающий персонал, одна их тех, кто за умеренную плату обеспечивает ему комфортное существование: стирает, убирает, гладит рубашки. Ну а я буду кормить и присматривать за его котом, – Сима тяжело вздохнула и повернулась на другой бок, – Ну и ладно… вообще-то, если он так относится к животным, возможно, не всё ещё потеряно… И про моё имя так хорошо сказал… Она снова вздохнула, но на этот раз с облегчением, и подумала о том, что хорошо она сделала, позвонив ему. Хоть один Новый год она встретит не дома… Потому что именно в праздники сильнее всего ощущается твоё одиночество. И гораздо тяжелее, когда члены твоей семьи становятся невольными свидетелями этого. Печально, когда они украдкой глядя на тебя, тихонько вздыхают, но совсем тошно делается от их добрых советов.
Артур несколько раз вставал, пил воду, пробовал читать, но что-то едва уловимое и ощущаемое, скорее, подсознательно, ему мешало.
– Серафима…– думал он, медленно повторяя про себя её имя, словно пробуя его на вкус. Его бабушка по матери, к которой он несколько раз приезжал на лето под Вязьму, рассказывала ему о шестикрылых серафимах, самых приближённых ангелах божьих. Ему тогда лет восемь-девять было, но он помнил, что у неё светлело лицо, когда она говорила о них.
– Если тебе когда-нибудь понадобится помощь, – говорила она ему, – обратись к серафиму, он обязательно поможет… Только,