ого продумывания. Такая попытка и предлагается в этой работе. Я определил её как опыт: историософское размышление разворачивается здесь на фоне реалий сложного современного мира, с учётом преобладающего в нём типа массового человека, а также в контексте философии сознания и судеб религии. Понятно, что опыт не претендует ни на какие безоговорочные суждения.
Известно изречение А. Камю: «Древние философы размышляли гораздо больше, чем читали (и недаром). Вот отчего в их сочинениях так много конкретности. Книгопечатание все изменило. Теперь читают больше, чем размышляют. Вместо философии у нас одни комментарии …на смену эпохе философов, занимавшихся философией, пришли профессора философии, занимающиеся философами».
Это замечание кажется мне вполне убедительным, и я не буду множить комментарии и давать обзор литературы.
Не будет тут и попыток построения каких-либо систем философии истории.
Что же касается отсылок ко взглядам других мыслителей, их, и в самом деле, немало: об избранных историософских темах нельзя сказать, будто они настолько общеизвестны и проработаны, что их толкование стало уже общим местом. Правда, тут выбор обусловлен предпочтениями автора. Так, там, где речь идёт о сознании как о специфически человеческом феномене, я опираюсь на философию сознания М. Мамардашвили. Этому мыслителю я обязан очень многим.
И, наконец: привлекая данные других областей гуманитарного знания, я опирался на специальные исследования, выбор которых основан на моих субъективных предпочтениях.
Вступление
Человечество в каком-то смысле можно определить как эксперимент или авантюру быть человечеством. И, естественно, эта попытка может удасться, а может и не удасться.
Если бы история, полагал Кант, «рассматривала действия свободы человеческой воли в совокупности, то могла бы открыть её закономерный ход; и то, что представляется запутанным и не поддающимся правилу у отдельных людей, можно было бы признать по отношению ко всему роду человеческому как неизменно поступательное, хотя и медленное, развитие его первичных задатков»[1]. Мыслитель опирался на опыт человечества от дикости до современного ему века Просвещения и имел достаточные основания предполагать, что несмотря на свою «изначально злую природу» человек будет нравственно совершенствоваться. Так, полагал он, мир должен будет идти к «всеобщему правовому гражданскому обществу», которое Кант считал высшей задачей, «величайшей проблемой для человеческого рода»[2]. Отметим, правда, что он говорил о «проблеме», «задаче», ясно подчеркивая долженствование и вероятностность. Детерминизма у него не было, была только надежда.
Ныне, более двух столетий спустя остаётся открытым вопрос: как объяснить, что зла, которое исходит от самого человека, в мире всё же не становится меньше? В самом деле, после того, как христианство провозгласило человечеству Благую весть, мир, гордый своими колоссальными социальными, культурными, политическими, хозяйственными и технологическими достижениями, во многом, и правда, благотворными для человека, в целом по-прежнему лежит во зле. Как и прежде, он предстаёт перед нами в «слезах человеческих, которыми пропитана вся земля от коры до центра». Герой Достоевского, которому принадлежат эти слова, потому и возвращал свой билет на вход в счастливое будущее, что никакие достижения не оправдывают злодейства и не искупают страданий.
И прошлое, и настоящее свидетельствуют о непомерных и бессмысленных муках ушедших и живущих поколений. Едва ли не самое наглядное свидетельство – опыт XX столетия от Рождества Христова, открывшего поистине сатанинские глубины человека. Это столетие явило миру такое варварство и унижение образа человека, какое Священное Писание связывало с наступлением царства антихриста.
Две мировые войны, принесшие невообразимые и бессмысленные человеческие и материальные потери, ужасающее массовое истребление людей при безумных тоталитарных режимах – коммунизме и нацизме, холодная война и последовавший за ней «холодный мир» с неисчезающей возможностью испепеляющей ядерной войны наглядно продемонстрировали, как легко происходит расчеловечивание, как быстро расцветает неоварварство и, в сущности, как просто на нашей планете могут исчезнуть цивилизация и людской род, а может быть, и сама жизнь.
Конца войнам, ненависти и вражде между людьми и их сообществами не видно. Едва ли не повсюду царят хорошо известные ещё Ветхому Завету низменные страсти, откровенный эгоизм, безудержная алчность, насилие в самых разных формах и невежество (демоническая сила, по словам Маркса). В общественной и личной жизни людей в целом преобладает природный эгоизм, «свинство, захлестнувшееся вокруг себя тройным узлом, как заворот кишок» (слова Пастернака). Присущее всем эпохам непризнание за «другим» равноценного статуса самоценного и свободного существа неизбежно ведёт к попранию достоинства любой человеческой жизни. Совместное существование, основанное на нравственном законе, по сей день остаётся лишь идеалом. И в начале нового тысячелетия большинство людей по отдельности и человечество в целом – «жалкий