настроении писать икону Глафира не могла, да и не умела…
***
…Сегодня утром, к половине восьмого, подруги шли в иконописную мастерскую через Тополиную аллею, со стороны храма. Настроение было неплохим! Они болтали о погоде, о том, что хорошо бы уже прийти дождям, а то в огородах весь урожай на корню сохнет, о всяком прочем.…
Первый раз нехорошо защемило у Глафиры сердце, когда увидела она, что калитка на кладбище открыта. То есть она была закрыта, но замок висел на ограде рядом, замкнутый не как положено. Такого быть не могло. Такого быть не могло никогда! Отец Косьма, настоятель храма, следил за калитками и другими дверьми вельми ревностно. На ночь всё запиралось.
Только Глаша собралась сказать об этом подруге, как та ускорила шаг, и первая завернула за угол директорского дома.
Марья привычно подбежала к окну с темной фиолетовой шторой, на первом этаже. Это была комната сотрудника музея Алексея Гавриловича, ее жениха. Каждое утро она стучала по стеклу, и через полминуты из-за шторы появлялось круглое радостное лицо и радостно кивало: «Мол, все в порядке, проснулся!»
Глафира, не дожидаясь окончания ежедневного ритуала, прошла под арку, достала ключи из сумки, приблизилась к двери мастерской… Маши все не было… Глаша замешкалась открывать дверь, оглянулась назад – не появилась ли та под аркой.
Никого. Странно. Опять неприятно стиснуло сердце…
И вот тут она услышала этот ультразвуковой визг подруги! Даже колени подогнулись от неожиданности, страха и неприятнейшего предчувствия. Где-то в области желудка поднялась и тут же схлынула горячая волна. Крик шел от директорского дома.
Глафира бросилась назад.
Маша сидела на земле под окном, закрыв глаза руками.
– Что случилось? – Глаша опустилась рядом на колени и попыталась оторвать холодные ладони подруги от ее лица. – Что? Что?
– Ой, Глашенька… – бормотала та, тяжело оседая набок – Ой! Горе-то какое!!…
Глаша вскочила на ноги, бросив на земле и ключи и сумку, с опаской приблизилась к окну. Оно располагалось высоко – подоконник находился почти в двух метрах от земли. Женщина прислушалась. Где-то в глубине дома раздался стук двери, шаги, звук падения небольшого предмета. Наверху бубнило радио.
Но в комнате Алексея стояла тишина…
Глаша поставила ногу на выступ камня в стене, ухватилась руками за край ржавого подоконника, заглянула в окно. Ничего не было видно… Глафира переступила ногами на камне, устраиваясь поудобнее, приблизила лицо к самому стеклу.
В комнате царил беспорядок… На полу лежало сдернутое с дивана покрывало. Разбитая настольная лампа висела вниз головой, зацепившись шнуром за край стола. Оконные блики от солнца и качающихся веток дерева мешали разглядеть всю картину полностью. Но Глаше понадобилось немного времени, чтобы увидеть главное – мертвое круглое лицо со страшным оскалом, глядевшее прямо на нее откуда-то снизу, из-за покрывала. Рядом, вывернутая под неприятным углом, высовывалась окровавленная белая рука.
В дверь комнаты раздался настойчивый